Кратко «Севастопольские рассказы» Л. Н. Толстой

Очень краткий пересказ «Севастополь в декабре месяце»

«Севастополь в декабре месяце» — первый из трех рассказов. Лев Николаевич ведет повествование от первого лица, приглашая читателя прибыть морем на Графскую пристань, пройти по улицам Севастополя, заглянуть везде: в госпиталь, в трактир, в «относительно безопасный» Язоновский редут. Становится понятно, как формировалось, крепло в русском человеке, воине желание любой ценой отстоять город.

Главный герой и его характеристика

• Рассказчик – офицер, прибывший в Севастополь. Мужчина из «высшего общества» (лодочник, обращаясь к нему, говорит: «Ваше благородие»), наделенный литературным даром, внимательный, умеющий наблюдать и подмечать. Сердце его постепенно, по мере увиденного, наполняется гордостью за российскую армию и русского солдата.

Второстепенные герои и их характеристика

• Одноногий солдат – худой, уже довольно пожилой матрос, лежащий в госпитале. В результате тяжелого ранения он лишился ноги. Но перенесенные страдания не сломили его дух: после выписки матрос готов вновь идти на бастионы, помогать чем может.
• Жена матроса – женщина «в сереньком полосатом платье». Голова ее повязана черным платком. О ее внешности и возрасте писатель ничего не упоминает. На фоне войны эти детали неважны. Зато он дает понять, что женщина ухаживает и за своим мужем, и за теми, кто одинок здесь, в больничных стенах. Она полностью поддерживает мужа, когда он упоминает о желании вернуться на бастион: «глаза ее блестят каким-то особенным восторгом».

Краткое содержание «Севастополь в декабре месяце» подробно

Рано утром рассказчик выходит к переправе возле Севастополя. Он окидывает взором происходящее и не отмечает пока ничего особенного: люди живут обычной жизнью, суетятся, торгуются, идут куда-то по своим делам. Разве что проедет телега, доверху нагруженная окровавленными телами, или пройдут часовые с ружьями.

Рассказчик, наняв лодочников, молодого и старого, отправляется на Графскую пристань. В море разрывается бомба, но это пока далеко и кажется не совсем настоящим.

Вот уже и пристань. Жизнь кипит: торговки продают булки, мужики предлагают горячий сбитень, проезжают телеги с сеном, с разным товаром, снуют туда-сюда женщины, дети, офицеры, матросы, купцы. Но это не мирная жизнь обычного города: о войне напоминают заржавевшие ядра, окровавленные носилки, пушечные станки.

Лишь на первый взгляд суета бессмысленна, точно праздничное гулянье. Приглядевшись, рассказчик понимает: каждый занят своим делом, все четко знают свои обязанности. При этом на всех лицах видна уверенность: Севастополь никогда не сдастся.

Рассказчик заходит в Собрание, которое нынче исполняет иные функции: это госпиталь. Здесь он сразу оказывается во власти тяжелого запаха ран и гниющих тел. Страдания словно окутывают вновь зашедшего, окружая его плотным кольцом. Они явственны и почти физически ощутимы.

Рассказчик заговаривает с пожилым матросом, у которого ампутирована нога. Его душу переполняют уважение и восхищение тем, как спокойно переносит этот простой вояка свои муки. Впрочем, теперь уже легче: рана почти не болит, затянулась, только несуществующая икра «ноет, когда непогода». Матрос собирается вернуться в строй, когда выпишут.

Его супруга охотно рассказывает, как тяжело было мужу, как он все вытерпел, а сейчас опять готов встать в строй. По ее взгляду понятно: женщина целиком поддерживает своего спутника жизни, она согласна с его мнением и тоже горячо верит в победу.

Жена матроса идет вместе с рассказчиком по госпиталю, поясняя, кого куда ранило, кто скоро поправится, а кому недолго осталось на свете.

Затем в комнате слева рассказчик замечает движение. Здесь работают хирурги. Идут ампутации. Раненые бредят, ругаются, а то и жалобно просят чего-то, но трудно разобрать смысл. Летят в сторону отрезанные руки, ноги.

Рассказчик выходит на улицу и вдыхает полной грудью свежий воздух. После госпиталя его потрясенная душа устремляется навстречу прекрасному солнечному дню.

В трактире, где он намеревается поесть, идут разговоры о войне. Рассказы разные. Вот молоденький белобрысый офицерик, слегка бравируя, басом повествует о нелегкой жизни четвертого бастиона. Нет, дело не в том, что там смерть на каждом шагу (бастион считается самым опасным), а в том, что там непролазная грязь: «пройти на батарею нельзя». Рядом за бутылкой и куском телятины два пехотных офицера обсуждают недавнее «альминское дело».

Всюду, всюду говорят о войне, а особенно много, даже с каким-то священным трепетом, о четвертом бастионе. Именно оттуда прибывает большинство носилок с ранеными.

Рассказчик решается идти на бастион.

Пройдя баррикаду, он поднимается вверх по улице. Тут уже намного тише: уже нет ребятни, купцов. Крайне редко попадается женщина, но уже не в шляпке, а в солдатских сапогах и куцей шубейке.

Еще дальше виднеется черная голая земля, изрытая ядрами. На ней капли крови. Вот это и есть четвертый бастион. Так полагает рассказчик. Свистят ядра, бомбы, пули. Несут раненых. Кругом землянки, стоят орудия, кучками сидят матросы, курят или играют в карты.

Встретившись с офицером, рассказчик заводит с ним разговор, и тот спокойно, словно вокруг не свистят пули и ядра, поясняет ему, как человеку новому, какое есть орудие, когда было бомбардирование, показывает, где находятся неприятельские траншеи.

Офицер приказывает произвести выстрел. В ответ на это враг шлет страшные ядра. После перестрелки рассказчик замечает раненого матроса, который, весь в крови и грязи, сам ложится на носилки. Матрос еще не сознает, что смерть уже дышит над ним, но рассказчик с ужасом видит чудовищную рану: у несчастного вырвана половина груди. Офицер, сворачивая папиросу, комментирует: «Вот этак каждый день человек по 7 или 8…».

Вечереет. Рассказчик возвращается с батареи. Испытав за один день много ужасов, он уже спокойно относится к пролетающим над головой пулям. Он понимает этих людей, этих героев, даже не думающих кичиться своим геройством. Защитники Севастополя уверены: они ни за что не сдадут город.

Солнце, днем прятавшееся за тучами, внезапно освещает перед самым закатом город и море. Все словно охвачено ярким пламенем, красным огнем жаркой битвы. С набережной доносятся звуки старинного вальса, который играет полковой оркестр, смешивающиеся со звуками выстрелов, «отвечающих» им с бастионов.

---

Очень краткий пересказ «Севастополь в мае»

Битва за Севастополь длится уже 6 месяцев. Но город не сдается. Штабс-капитан Михайлов, пехотный офицер, получает назначение идти на самый опасный четвертый бастион. Он ходил туда уже 12 раз, а это тринадцатый. Поэтому Михайлов убежден: в этот раз шальная пуля непременно достанет его, и жизнь оборвется.

Михайлов мечтает о повышении и представлении к награде, хотя не проявляет чудес храбрости – просто, как ему кажется, хорошо делает порученное ему дело. Он робеет в беседах с представителями высшего света – князем Гальциным (которому трусость так и не позволила по-настоящему побывать на бастионе) и высокомерным и тщеславным адъютантом Калугиным.

Оказавшись на передовой, герои ведут себя по-разному. Михайлов честно выполняет свой долг, Калугин кичится показной смелостью, другие персонажи- юнкер Пест и ротмистр Праскухин – исполняют повеления начальства. У каждого своя судьба: Пест и Праскухин погибнут и будут быстро забыты, Калугин продолжит службу, Михайлов получит ранение, но не оставит бастион.

Рассказчик обращает внимание читателя на то, что война столкнула вместе множество абсолютно разных людей. Однако, какими бы ни были их помышления и желания, высокими или низменными, они все находятся под пулями и в любой момент могут быть убиты или покалечены.

В конце повествования рассказчик рисует сцену перемирия: выставлены белые флаги, противники приглядываются друг к другу и пытаются общаться. Но перемирие окончено, и вот снова жестокие бои, и снова французы и русские дерутся насмерть, а над этим страшным зрелищем стоит в небе предзакатное золотое солнце, такое обманчиво мирное и яркое.

Главные герои и их характеристика

• Штабс-капитан Михайлов – пехотный офицер, высокий, длинноногий, но без армейской выправки – «немного сутуловатый». Он носит стоптанные сапоги, но имеет золотые часы. Ему пришлось спуститься ниже по должности – перешел в пехотные из кавалерии по каким-то причинам. Михайлов не отличается особым умом (лоб его низок), но при этом исключительно честен и порядочен. Мечтает о награде.
• Князь Гальцин – адъютант, аристократ, один из тех высокопоставленных штабных, которые постоянно находились в Севастополе, но при этом не имели никакого конкретного дела. Высокомерен, галантен с равными по положению, груб с низшими, труслив.
• Калугин – адъютант, довольно храбрый, но холодный и циничный, думающий только о собственной выгоде.
• Праскухин — простой, не слишком образованный, не имеющий высоких идеалов в жизни военный. По званию он ротмистр. Праскухин живет, руководствуясь указаниями начальства, свободное время приводит за разговорами да за картами. Умирает от осколка бомбы. Последние секунды жизни мир раскрывается перед ним, все впечатления усиливаются многократно.
• Пест –юнкер. Совсем молодой человек, «ребенок без твердых убеждений и правил». Его жизнь оказалась короткой, он ничего не успел сделать – ни хорошего, ни плохого, не успел даже толком осознать, с какой целью пришел в этот мир.

Второстепенные герои и их характеристика

• Наташа – жена отставного военного, товарища Михайлова. Бледная голубоглазая восторженная дама. Михайлов влюблен в нее и втайне желает явиться к ней в орденах и наградах.
• Никита – слуга Михайлова, неряшливый, грубоватый, нередко ходивший с нечесаными волосами и в грязной одежде, всегда был не прочь выпить. Искренне любил своего барина.
• Старуха – вдова матроса, погибшего при первой бомбардировке Севастополя. Преждевременно состарившаяся женщина, потерявшая всякую надежду, постоянно вспоминающая свой разрушенный домик.
• Девочка – 10-летняя дочка старухи, маленькая, многого еще не понимающая. По-детски впечатлительная, воспринимающая войну с ребяческой непосредственностью и естественным страхом.

Краткое содержание «Севастополь в мае» подробно по главам

I

Прошло шесть месяцев с момента начала осады Севастополя. Положение осажденных становится все более тяжелым. Дипломаты никак не могут договориться между собой, выработать общие условия для достижения мира.

Во время обороны гибнут люди, гибнут многие сотни и тысячи с обеих сторон. Рассказчик предполагает, что можно было бы сократить количество сражающихся до одного человека с каждой стороны – тогда вопрос, кто прав, решился бы меньшей кровью.

Раз люди не могут разобраться между собой и решить все разногласия мирным путем, насколько вправе они считать себя разумными созданиями?

II

Высокий пехотный офицер Михайлов, штабс-капитан, переведенный из кавалерии, погожим солнечным днем вышел из домика, где он снимал квартиру, и отправился на бульвар, где проходили гуляния цвета севастопольской военной аристократии.

По дороге Михайлов размышлял о том, как бы хорошо получить повышение и медаль или орден и удивить знакомую даму, голубоглазую Наташу, супругу приятеля. В своих мечтах он дошел уже до мыслей о том, как становится генералом и приходит к Наташе, уже ставшей вдовой… и между ними завязывается роман… Но в этот момент Михайлов очнулся от своих грез от звуков полковой музыки и понял, что дошел до бульвара, заполненного народом.

III

Штабс-капитан хочет подойти к своим знакомым аристократам, поздороваться и пообщаться, но не смеет. Для него два давних приятеля – капитаны Ожегов и Сусликов – не интересны, так как он видит их по шести раз на дню. Зато адъютант Калугин мог бы стать прекрасным собеседником для Михайлова, ведь он знает много новостей, которые по своему более низкому положению Михайлов знать не может.

В это же время для Калугина слегка унизителен был бы разговор с Михайловым. Он предпочел бы свести близкое знакомство с графом Нордом, который находился значительно выше по положению в обществе.

Так все севастопольское общество, как и в целом российское, пронизывала цепочка многоступенчатых иерархических связей. Кружок, в который желали бы по пасть многие, да не могли, составляли Калугин, штаб-офицер князь Гальцев и еще несколько человек.

Калугин был в прекрасном настроении, а потому снизошел до обращения к Михайлову, спросив, когда снова тот отправится «на бастиончик». Хвастая своей храбростью, он напомнил присутствующим, что недавно побывал там, в этом «жарком» месте.

Михайлов отвечал: «Сегодня», и это была правда: ему пришлось заменить одного приболевшего офицера, а потому отправляться предстояло в ближайшие часы.

Гальцин и Калугин, изображая людей, знающих нечто большее, чем вся простая публика вокруг, предложили Михайлову прогуляться, проследив за милой «девочкой в красном платочке». Штабс-капитан, польщенный этой честью, отправился в компании двух славных чинов и следовавшего за ними ротмистра Праскухина за хорошенькой девушкой, дочкой матроса, которую Михайлов немного знал. По дороге компания обсуждала на французском языке внешность девушки.

IV

Затем штабс-капитан вернулся домой. Здесь на него нахлынули совсем иные мысли. Михайлову стало казаться, что это его последняя вылазка на бастион, она непременно закончится смертельно.

Будучи в скверном настроении, Михайлов выбранил пьяного слугу Никиту, но потом смягчился. Мысли о смерти не давали покоя штабс-капитану. Он написал прощальное письмо отцу, которое велел Никите пока не трогать.

Затем он уехал. Никита всплакнул, но довольно быстро успокоился. Сев на крыльцо, он завел разговор со старухой, а дочку ее попросил сходить за водкой.

Между тем Михайлов, уже под покровом темноты, прибыл на бастион. Расставив матросов на работы, слегка выпив и закусив куском сыра, он немного успокоился: «Авось не убьют сегодня!» и приготовился уснуть.

V

Гальцев, Калугин и Пест после прогулки пошли пить чай к Калугину. Там они вели себя так, как было принято в их круге, когда отпадала необходимость «держать лицо» перед людьми более низкого ранга. Непринужденно осуждали любовные истории, чьи-то похождения и другие, столь же «важные» вопросы.

Зашла речь о пехотных офицерах. Гальцин с некоторым презрением выразил сомнение в том, что можно выказывать геройство, будучи на равных условиях с солдатами: обедая простым борщом, засыпая ночью в земляных окопах, не моясь неделю и с грязными воротничком и руками. Калугин же горячо возразил: «Нет, это герои, подлинные герои!».

В этот момент вошел пехотный офицер, прибывший с бастиона. Он робко попросил встречи с генералом. Калугин холодно и равнодушно принял офицера. Несмотря на крайнюю важность донесения офицера, Калугин не сразу соизволил проводить его.

После того, как они с офицером вышли от генерала, Калугин обрел значительное выражение лица, словно знал что-то, недоступное прочим.

Когда он остался наедине с Гальциным (остальные, поняв, что готовится какая-то военная операция, попрощались), то оба принялись обсуждать существующее положение дел на фронте. Зазвучала канонада выстрелов с четвертого бастиона. Калугин, изображая опытность и кичась знаниями, Которых на самом деле не имел, рассказывал Гальцину, что происходит на бастионе, и выкладывал свои предположения о дальнейших действиях обеих сторон.

Гальцин, прекрасно зная, что его никто не пошлет под пули и нечего ему там делать, сказал: «Пойти, что ли, на бастион». Калугин, также прекрасно понимая, что Гальцина никто не отправит на войну, ответил: «Что ты, не вздумай, да и я тебя не пущу».

В этот момент к дому подскакал тот самый офицер, который пару часов назад робко просил аудиенции у генерала. Уставший и взмыленный, он спешился и, уже не обращая внимания на Калугина и лишь отрывисто и сердито отвечая на его вопросы, направился прямиком к генералу. Из его слов можно было понять: на линии фронта наши несли тяжелые потери, бой шел страшный.

После этого посещения Калугин скакал на четвертый бастион с каким-то поручением от генерала, гордясь своей выправкой и демонстрируя храбрость.

VI

Толпы солдат двигались по дороге к Севастополю, неся на носилках и ведя под руки раненых товарищей.

Старая матроска, ее дочка и Никита сидели на крыльце, наблюдая за летящими вдалеке бомбами и слушая грохот канонады. Никита искренне расплакался, думая о своем барине Михайлове, который сейчас находился где-то в самой гуще этой бойни.

Матроска вздыхала и все вспоминала свой разрушенный домишко. Девочка назвала летящие бомбы «звездами» и рассказывала взрослым, как она со знакомым «дяинькой» видела сегодня страшное ядро, лежащее посреди разбитой горницы.

Пировавшие и игравшие в комнатах офицеры также вышли на крыльцо, посмотреть, что происходит. Насмешливо предложили они старухе сходить к начальству, попросить награды девочке, видевшей ядро. («Крест ей за это надо!»).

VII

Множество раненых двигалось мимо князя Гальцина и его знакомого поручика Непшитшетского. Гальцину показалось возмутительным, что матросы и солдаты покинули место боя – похоже, они идут спасаться сюда. Князь пристал с расспросами к одному из шедших и выяснил: битва была чудовищной, полегли сотни наших, и притом она проиграна.

Непшитшетсский и Гальцин, горя патриотическим жаром, принялись грубо обвинять раненых в трусости. Даже пытались развернуть их назад. Но один из раненых (несший два ружья) показал простреленную руку и пробитую голову. Гальцин вспыхнул от стыда за себя. А Непшитшетский так ничего и не понял и продолжал вести себя столь же нагло и бесцеремонно.

VIII

На перевязочном пункте творились чудовищные вещи: раненых вносили туда, их было так много, что приходилось укладывать несчастных на полу, и они руками и ногами постоянно задевали друг друга.

Отовсюду неслись стоны, хрипы, рыдания. Доктора с мрачно-сосредоточенными лицами склонялись над ранеными, осматривали раны, отдавали распоряжения. Сестры носили медикаменты и бинты, подавали хирургам.

Один из докторов записывал вновь прибывших. Умирающих и умерших вносили в отдельные списки. У входа стояли санитары с носилками, ожидая, когда отдадут им очередного раненого или мертвеца, пути которых дальше расходились…

IX

Калугин с поручением скакал к линии фронта. Он вел себя бодро и уверенно. На долю секунды вспомнил историю геройски погибшего прямо у ног Наполеона смелого адъютанта. Калугину хотелось бы такой же судьбы.

Несмотря на свои «деревянные нервы», пару раз Калугин испытал сильный страх смерти. Он бегом вбежал в блиндаж генерала. Тот принял адъютанта, угостил вином, и Калугину стало стыдно за свою трусость. Ему захотелось еще раз испытать себя.

Адъютант передал все, что было необходимо, генералу, после чего предложил морскому офицеру, вошедшему в блиндаж, сходить осмотреть его позиции. Но тот слишком устал (только что вернулся с позиций, где пробыл шесть месяцев) и не видел никакого практического смысла в удовлетворении пустого любопытства адъютанта. Он попросил Калугина отправиться одному.

Тот так и сделал. Возвращаясь, он встретил генерала, дававшего распоряжения ротмистру Праскухину отправиться в правый ложемент и выполнить какие-то указания. Праскухин побежал.

X

Добравшись до ложемента, Праскухин доложил его командиру (это оказался штабс-капитан Михайлов), что необходимо оставить работы и уйти с этого места.

Михайлов распорядился. Рота, которой он командовал, за несколько часов потеряла 26 человек. Теперь все с облегчением спешили покинуть ужасное место.

Праскухин и Михайлов пошли рядом. По пути они встретили Калугина, которому было приказано узнать, что происходит в районе боя, и доложить генералу. Однако Калугин рассудил, что гораздо безопаснее просто подробно расспросить обо всем Михайлова. Так он и поступил.

Калугин вошел в офицерский блиндаж, где побеседовал с ужинавшим офицером и дождался генерала. С генералом был юнкер Пест. Праскухина не было.

XI

Пест рассказал Калугину, как он убил француза. Юнкер сам не понял, как это получилось, это было в гуще боя, а теперь юноше казалось, будто он совершил героический поступок.

На самом деле батальон, к которому он был прикомандирован, получил приказ сначала стоять, затем ложиться. Все легли. В это время в нескольких шагах от солдат разорвалась бомба, и одному оторвало ногу. Ротный командир ругался и не хотел ложиться.

Батальон получил новый приказ – двигаться вперед. Все взяли ружья наперевес и куда-то пошли. Блестели миллионы огней, что-то трещало, гремело. Споткнувшись, юнкер упал, потом поднялся, все так же ничего не понимая. Кто-то крикнул ему: «Коли!», и он воткнул штык в спину попавшегося рядом человека. Это был француз.

Вот так юнкер и убил противника.

XII

Прощаясь, Пест сообщил Калугину о смерти Праскухина. Тот не обратил на это известие особого внимания. Адъютант был чрезвычайно доволен собственными успехами и собственным счастьем: он остался жив, отлично исполнил все поручения и теперь рассчитывал на награду – золотую саблю.

Вернувшись домой, Калугин лег отдыхать. Готовясь ко сну, он поведал Гальцину обо всех подробностях дела, разумеется, выставив себя в наиболее выгодном свете.

Обстоятельства гибели Праскухина были следующие. Разминувшись с Калугиным, он встретился с Михайловым.

Прямо на них летела бомба. Она упала совсем рядом, в паре шагов, но разорвалась не сразу. Праскухин с ужасом смотрел на лежащую бомбу, слушая раздававшееся от нее шипение. Вся жизнь пронеслась у него перед глазами. Он вспомнил все до мельчайших подробностей, даже свой небольшой долг Михайлову – 12 рублей. Так и не отдал Праскухин эти 12 рублей.

Михайлов уже лежал рядом на земле, не двигаясь. Праскухин повалился на колени рядом. Бомба в мгновение ока разлетелась на сотни осколков. Красный огонь вспыхнул в глазах Праскухина. Он вскочил было, но тут же упал.

В первые секунды Праскухину казалось, что его только контузило. Он ощущал мокрое на своей груди, безумно хотелось пить, хотелось двинуть руками, но ничего не получалось.

Праскухину стало отчаянно страшно, он пытался крикнуть пробегавшим мимо солдатам, чтобы его забрали, но не выходило ни звука. Праскухин умер. Осколок попал ему в грудь.

XIII

Михайлов, лежавший рядом с Праскухиным, тоже передумал миллион мыслей за секунды, пока бомба не разорвалась. После взрыва он ощутил удар и сильную боль в голове.

Михайлов решил, что убит, и потерял сознание. Очнувшись, он почувствовал, что голова болит меньше, и увидел своего барабанщика, требовавшего носилки и уверенного, что Михайлов мертв. Однако штабс-капитан был жив. Он собрался было на перевязочный пункт, однако отказался от этого намерения и решил остаться с ротой, чтобы исполнить свой долг до конца.

Михайлова легко ранило в голову камнем. Он спросил у прапорщика, где Праскухин. Тот неохотно отвечал: «Убит!». Михайлов понимал, что нужно либо забрать тело, чтобы достойно похоронить погибшего. А если он жив, то оказать всю возможную помощь.

Однако никто не хотел возвращаться к месту, где только что кипел жаркий бой и продолжали падать ядра.

Тогда Михайлов пошел сам. Замирая от страха (пули и ядра летали с прежней частотой), он добрался до Праскухина и убедился, что спасти его уже невозможно.

Михайлов вернулся к своим. Фельдшер перевязал рану. Штабс-капитан решил наутро сходить на перевязочный пункт, чтобы его отметили как раненого и, быть может, представили к награждению.

XIV

Сотни мертвых тел лежали в долине. Сотни раненых стонали, плакали, ползали на месте боя и в госпитале. Между тем великолепное солнце всходило на востоке – мир был по-прежнему прекрасен, несмотря на творимые людьми ужасы.

XV

На следующий день на бульваре собирались группами военные. Гальцин, Калугин и какой-то полковник, не спеша прохаживаясь, вели чинный светский разговор о вчерашнем сражении, о потерях. Целью разговора для каждого было только показать, какой он бесстрашный, сколько вчера сделал полезного для того, чтобы бой окончился победой.

Об убитых говорили с нарочитым, официальным сожалением. На самом деле ни один из них не потерял близких и, в сущности, каждому было все равно, кто погиб и как. Более того, они бы согласились и на большие потери, если бы это помогло завоевать лишнюю звездочку или золотую саблю.

На том же бульваре господа встретили Михайлова с перевязанной головой. Штабс-капитан конфузился своего вида и того, что Калугин вчера видел его испуганного, пригибающего голову во время обстрелов.

Поговорив с Михайловым со снисходительной вежливостью, важные господа пошли дальше.

Был день перемирия. Никто не стрелял. Обе стороны прохаживались вдоль линии с белыми флагами, изредка переговариваясь друг с другом о чем-то незначительном (по мере знания языка противника).

Не было среди гуляющих Праскухина и еще нескольких офицеров, но никто из его знакомых не обратил на это особого внимания. Вскоре ротмистра забудут, как и многих его боевых товарищей. Тело его обмоют и предадут земле.

Солдаты убирали тела. Один из носильщиков узнал среди убитых знакомого старика и обратился ко второму, предлагая «браться под спину, а то как бы не переломился». У трупа был вздутая голова, от него шел «скверный дух».

Вот и все, что осталось от сотен людей, еще день назад живших, надеявшихся, любивших, страдавших – «дух скверный».

XVI

Продолжалось перемирие. Русские и французские офицеры обменивались какими-то фразами: интересовались, кто какой курит табак, обнаруживали общих знакомых с довоенного времени, обсуждали прошедшую ночь и даже хвалили друг друга, говоря, что с такими молодцами драться одно удовольствие. Но заходить далеко за линию белых флагов не решались.

Десятилетний мальчик ходил по полю, где лежали неубранные трупы, и собирал полевые голубые цветы. Из детского любопытства он тронул руку одного из убитых ногой. Рука покачнулась. Мальчик повторил свое движение. Рука вновь покачнулась. Тогда ребенок вскрикнул и, закрывая лицо букетиком цветов (запах над долиной стоял страшный), бросился домой.

Рассказчик призывает читателя задуматься, как может получиться так, что люди, христиане, убивают друг друга и наполняют трупами прекрасную долину. Почему, отчего они совершают эти нелепые убийства? Перемирие окончится, и снова польется невинная кровь и с обеих сторон.

У этой повести нет конкретных героев, заключает рассказчик. Он просто рисует на этих страницах картины, которые видел сам.

---

Очень краткий пересказ «Севастополь в августе 1856 года»

Два брата Козельцовы – один постарше, уже обстрелянный пехотный офицер, а другой 17-летний выпускник училища – встречаются на постоялом дворе. Оба военные, оба едут в осажденный Севастополь.

После встречи продолжают путь вместе, а уже в месте назначения расходятся. Старший отправляет младшего в батарею, куда его определили, обещая завтра зайти проведать, а сам идет к своей роте. Козельцова-старшего давно ждут сослуживцы: он залечивал в госпитале рану.

Однако вскоре разгорается сражение, и братья оба принимают в нем участие. Больше им не суждено свидеться: младшего убивают в бою, старший получает смертельное ранение, от которого умирает спустя несколько часов.

Тяжелейшие бои окончены. Силы слишком неравны. Над Малаховым курганом развевается французский флаг. Защитники Севастополя получают приказ оставить город. Так заканчивается рассказ.

Главные герои и их характеристика

• Михаил Козельцов – пехотный офицер, невысокий, крепко сбитый, с живыми небольшими «бойкими, даже наглыми» карими глазами. Лицо его было бы красиво, если бы не крупные мимические морщины. Он недавно ранен в голову и еще не совсем вылечился, но уже едет на фронт, в Севастополь, чтобы быть со своим полком. Он даровит: неглуп, прекрасно пишет (особенно казенные бумаги), играет на гитаре, поет. Движущая сила его характера – самолюбие, побуждающее его первенствовать во всем. Он смел и умеет смотреть в лицо опасности.
• Владимир Козельцов – семнадцатилетний брат Михаила. Только что выпустившийся из военного училища юноша с едва пробивающимся пушком над губой, «с веселыми черными глазами и румянцем во всю щеку». Похож на старшего брата так, как бывает похож «распускающийся розан на отцветший шиповник». Наивен, искренен, воодушевлен войной и своим будущим геройством.

Второстепенные герои их характеристика

• Должников — раненый солдатик из роты Козельцова, слабый, с худыми руками, получивший пулю или удар осколком в голову. Первым сообщает своему командиру нехорошие новости о делах под Севастополем.
• Смотритель на станции – молодой, худощавый, уставший и измученный служащий, которого все терзают требованием немедленно дать лошадей (а их нет). Срывается на крик при очередном «наезде» господ офицеров.
• Офицер на станции – молодой человек, еще недавно горевший энтузиазмом ехать на войну, но из-за многочисленных проволочек уже третий месяц с трудом перебиравшийся от одной остановки до другой, растративший все свои деньги и весь азарт.
• Офицер, заведовавший обозом – военный, которому было вменено в обязанности обеспечение войска. Красивый, крупный, с пышными усами и плотного телосложения, он все же производил отталкивающее впечатление своей крайней неряшливостью. Волосы его были давно не мытые, в палатке царил бардак.
• Денщик Николаев – солдат под началом Козельцова-старшего, благоразумный, не слишком храбрый, но добросовестный, верой и правдой служивший своему командиру и исполнявший все его приказы.
• Батарейный командир – полный мужчина, с большой плешью, большими усами и приятными глазами. Был постоянно озабочен мыслью о делах вверенного ему подразделения.
• Подпоручик Дяденко – батарейный офицер, громко говорящий, встрепанный, обладающий «хохлацким выговором». Он был резковат и критичен, но ощущалось, что это добрый человек.
• Вланг – юнкер, еще молодой, красивый высокий мужчина. Был трусоват, но своих командиров любил и делал для них что мог. Во время последнего боя вдруг с храбростью отчаяния бросился на врага.
• Краут – штабс-капитан, кровать которого занимал Володя в ночь прибытия на боевые позиции. Белокурый, усатый, с пышными бакенбардами. Отличный товарищ, доблестный военный. Чрезвычайно практичный человек.
• Мельников – толстый, лысый, краснолицый солдат, отличался бесстрашием и сметливостью.
• Священник – служитель церкви с пышной рыжей бородой. Имел выговор на «о», был прост и старался облегчить раненым последние минуты их пребывания на земле, как только мог, даже ценой лжи, если это было необходимо.

Краткое содержание «Севастополь в августе 1856 года» подробно по главам

I

Михаил Козельцов-старший возвращается в Севастополь из госпиталя, где залечивал рану (он был ранен в голову). Офицер торопится скорее прибыть на линию фронта и принять участие в боевых действиях, поэтому подгоняет денщика.

По дороге он встречает обоз с ранеными, и они с денщиком узнают солдатика своего полка — Должникова. Его голова обвязана – солдатика везут на лечение. У него путники узнают, что идет сильная бомбардировка Севастополя, что скоро, видимо, войска будут отведены куда-то, но пока никто не знает, куда именно и когда.

Михаил Козельцов предпочитает не слишком-то доверять словам простого солдата. Он поторапливает денщика, горя нетерпением скорее выведать все самому и увидеть своими глазами. Ему хочется быть первым, хочется руководить ротой, а не бездействовать, когда идут серьезные бои.

II

Уже перед самым въездом в город Козельцов был задержан транспортом с ядрами и бомбами. Повозки, везшие вооружение в Севастополь, создали пробку на дороге, и пришлось остановиться, пропуская их.

Солдаты, сидевшие в сторонке и евшие арбуз, рассуждали о том, что «…нынче кругом палит… Что нашего брата перебил, и сказать нельзя!».

Козельцов понимал: все эти новости неутешительны, видимо, в Севастополе и вправду творится что-то совсем нехорошее.

III

Собираясь сделать остановку, чтобы покормить лошадей и дать им отдохнуть, Козельцов с денщиком заезжают на станцию.

Там они видят следующую картину: лошадей нет, смотритель с постояльцами ведет перебранку. Два офицера – старший и младший – видимо, давно ждут возможности ехать, но лошади все им не достаются. В комнате пережидают время еще несколько человек.

Двое из них – явно штабные по виду – вызывают в Козельцове чувство презрения, так как они не принимали участия в боях и явно кичились своей близостью к генералам. Других он осмотрел более благосклонно. Кто наливал чай, кто резал баранину – на столе стоял чайник, лежали куски сахара, готовился немудреный перекус.

Один офицер спал на диване, а в ногах его сидели доктор и военный – оба пересчитывали деньги. Глядя на самых молодых из всего этого сборища, Козельцов вспомнил младшего брата Володю – он только что из корпуса и, вероятно, на днях тоже прибудет на батарею.

IV

Молодой офицер, разливавший чай, рассказал, что они с товарищем никак не могут уехать. Им уже пришлось купить лошадь. Всего их 6 человек свежего выпуска из корпуса, и все добираются до Севастополя.

Рядом сидел офицер, лишившийся в боях руки. Он грустно и снисходительно улыбался, слушая юношу, который, очевидно, боялся, что не успеет «на дело», пока сидит тут в ожидании лошадей. Видно было, что этот человек уже имеет немалый военный и жизненный опыт. Юноша старался выказать ему свое уважение: прикуривал сигарету, наливал чай, поднимал упавший ножик.

Как хотелось молодым поскорее попасть в «настоящее дело»! Они успели уже потратить все сбережения, что им выдали дома, купили кое-какое продовольствие и кофейник, а казенных подъемных денег им до сих пор не выдали.

V

Офицер, бранившийся на крыльце со смотрителем, подошел к разговаривающим. Он пожаловался на свои злоключения: третий месяц едет в Севастополь и все никак не может добраться, так как казенных лошадей нет, денег дали всего 130 рублей, а свои 150 он уже издержал.

Этот военный сам пожелал ехать на оборону Севастополя. Однако бюрократические препоны не только охладили первоначальный пыл, но и постепенно превратили его в отчаянного труса. Сначала новоиспеченному военному прислали запрос, не нужны ли ему казенные средства, затем – не принадлежит ли он к масонам, и все это бесконечное хождение бумаг страшно надоело ему.

Молодой человек пожертвовал всем: прекрасным безопасным местом, перспективной женитьбой, безоблачным будущим – ради возможности защищать Родину, однако этой возможности ему не давали.

В продолжение трехмесячного пути офицер растерял свою уверенность и решительность, каждый день видел раненых и слушал рассказы о страшных боях. Теперь он уже и не хотел ехать и рад был бы повернуть назад, но уже нельзя было.

Без бюрократических препятствий он стал бы героем. Но теперь молодому человеку предстояла большая духовная работа над собой, чтобы изжить свой страх и превратиться в спокойного, уверенного в себе военного – настоящего русского офицера, умеющего с честью выполнять свой долг. Однако энтузиазм уже было не воскресить.

VI

В комнату вошла хозяйка, неся миску борща. На ее вопрос, кто требовал есть, все замолчали и посмотрели на полную горячих щей тарелку.

Разбудили спавшего на диване юношу. Это оказался Владимир Козельцов, младший брат Михаила.

Восторженный и наивный юноша был очень счастлив встретиться с братом. Михаил тоже искренне обрадовался. Трижды поцеловавшись, братья вышли на крыльцо поговорить.

Владимир, краснея и смущаясь, рассказ Михаилу, почему его перед самым выпуском понизили, и он не «вышел в гвардию», а стал пехотным офицером. Оказалось, что раздухарившиеся выпускники вышли покурить (что было недопустимо), а Володя еще и поругался с инспектором – вот ему и снизили баллы за поведение.

Володя поведал, что сам просился в действующую армию – ведь «совестно жить в Петербурге, когда тут умирают за Отечество». Да и со старшим братом рядом ему хотелось быть.

Михаил улыбался, слушая младшего: ему приятны были этот полудетский энтузиазм, это желание быть героем и мальчишеская храбрость. Он честно ответил на вопрос меньшого: «Страшно ли на бастионах?» — «Да, страшно, но потом привыкаешь».

VII

Старший брат предложил младшему немедленно ехать. Но тот смутился. Юноша вдруг ясно осознал, что сейчас сядет в телегу, и уже никакая случайность не сможет избавить его от необходимости оказаться в осажденном городе, под градом пуль. Ему стало страшно. Впрочем, новоиспеченный офицер преодолел страх.

Попросив брата чуть подождать, Володя пошел в комнату собирать вещи. Однако он находился там так долго, что Михаил, не выдержав, приоткрыл дверь. Володя о чем-то говорил с одним из офицеров. Он признался старшему брату, что проиграл в карты все свои деньги, как и товарищи – такие же выпускники, с которыми вместе ехал.

Старший укорил младшего за безрассудное поведение, однако открыл кошелек и отдал ему всю сумму долга. Володе было очень стыдно. Подавив слезы, он поспешно взял деньги и отправился возвращать долг.

VIII

Пока братья ехали в повозке в Севастополь, оба немного дулись друг на друга. Младшему казалось обидно и оскорбительно, что старший высказал свое неудовольствие Володиной игрой в карты и проигрышем. Как будто Михаил намекал Владимиру, что он вор: раз денег нет – не следует и играть.

Постепенно, однако, Володя успокаивался. Ему представлялось, как оба приедут и тотчас попадут «в дело», то есть в бой. Володя прикроет Михаила от пуль и сабель французов, но тот все-таки погибнет, причем героически.

Тогда Володя поднимет роту и бросится в бой. Его несколько раз ранят. После, умирая, он скажет окружающим (а вокруг него соберутся все – и рядовые, и высшие начальники) – что, хоть двух героев и не сумели оценить, а все-таки они пали смертью храбрых. Враг будет отброшен.

Потом Володя очнулся от своих фантазий и взглянул на брата. Его мысли перенеслись в иное русло: больше юноша не сердился и не испытывал угрызений совести. Младший поинтересовался у старшего, приходилось ли ему бывать в схватке. Михаил ответил: «Нет, и ранен я был на работах. Война – совсем не то, что тебе представляется».

Братья искренне извинились друг перед другом и, почувствовав родственную близость перед лицом опасности, забыли размолвку.

IX

Братья прибыли на место назначения. Володя совершенно не испытывал страха, напротив, был воодушевлен красотой бухты и города, окутанного дымом, затеняющим лучи предзакатного солнца.

Козельцовы сначала зашли к обозному офицеру, который пересчитывал казенные деньги. Тот узнал Козельцова-старшего, зашел в палатку, разбудил спавшего там товарища и велел денщику достать портер. Козельцовы выпили вместе с обозным офицером и проснувшимся приятелем последнего.

Михаил узнал, что полк перевели на пятый бастион. Значит, следовало направляться туда. Приятель обозного офицера жаловался на жизнь, полную лишений и опасности. При этом Козельцов-старший думал: «О какой опасности он ведет речь, сидя здесь, где нет врага, где никто не стреляет?».

Когда стемнело, братья вышли из палатки. Старший поведал младшему, что обозный офицер неплохой человек, но жадный, а его друг – попросту вор, который не прочь попользоваться не принадлежащим ему добром.

X

В душе Володи смешивались странным образом разные впечатления: светлые и радужные, оставленные им в Петербурге, и местные – грязь, люди, о которых нелицеприятно отзывался брат, вообще вся далеко не парадная обстановка.

Михаил сказал Володе, что, если их теперь пропустят через мост, то они отправятся в Николаевские казармы. Получив пропуск, Козельцовы прошли мост. Недалеко разорвалась бомба. Кругом двигались солдаты, обсуждая амуницию, положение на пятом бастионе и прочие вопросы.

Братьям встретился знакомый Михаила, какой-то верховой, от которого они узнали, что квартирка Козельцова-старшего разрушена бомбой, а Марцов (другой знакомый) ранен, ему ногу оторвало, когда он спал в комнате, и теперь Марцов на перевязочном пункте.

Севастополь очень изменился с тех пор, как Козельцов-старший был здесь в последний раз: все, кто мог, включая трактирщиков и женщин, уехали. Город был полуразрушен. Кругом свистели снаряды и падали осколки бомб.

Володя ощущал, что это могут быть его последние дни, что его нога больше никогда не ступит на мирную землю.

Между братьями было решено идти ночевать к старшему на пятый бастион, а утром старший хотел проводить младшего к месту назначения. Но сперва двинулись на перевязочный пункт.

XI

На перевязочной Козельцовы спросили у двух медсестер, где лежит Марцов. Воздух в больнице стоял тяжелый, чувствовался запах ран и хлороформа. Володя был в ужасе от увиденного.

Молодая медсестра подвела обоих к офицерской палате, где на одной из кроватей лежал Марцов. Одна нога его была высунута из-под одеяла. Он шевелил пальцами. Зубы офицера были стиснуты: он старался терпеть нескончаемую боль и не стонать.

Состоялся короткий разговор: Марцов сообщил, что вот и «выслужил полную», то есть теперь выбывает из армии.

Подавленные картиной, братья ушли.

Не пожелав подвергаться опасности без толку, они решили расстаться: старший отправил младшего со своим денщиком на Корабельную, а сам пошел к своему полку. Назавтра Михаил обещал брату прийти.

XII

Денщик Николаев с Володей шли под пулями и свистом бомб на Корабельную. По дороге им попадались раненые, полковые повозки. Николаев ворчал, что Козельцов-старший напрасно выписался из госпиталя, что умные люди, наоборот, предпочитают сейчас отлеживаться, сколько возможно, чтобы не попадать сюда, в этот ад.

Володя находился в полузабытьи: ему мерещились нога Марцова в чулке с шевелящимися пальцами, хорошенькая медсестра, свистящие бомбы. Он думал о смерти и ощущал страшное одиночество: никому, решительно никому не было дела до Володи, до того, что его могут убить в любой момент. Володе было попросту очень страшно.

Доведя юношу до часового, Николаев велел спросить, где батарейный командир, а сам отправился обратно, к оставленной без присмотра повозке.

Юный Козельцов узнал адрес дома командира и пошел туда.

XIII

Батарейный командир принял Володю, расспросил, но не имел времени долго заниматься новеньким. Он разговаривал с фельдфебелем, но потом вновь обратил внимание на смущенного Володю, спросил, где его вещи и задумался, куда бы пометить новоиспеченного прапорщика. Нашлась свободная кровать штабс-капитана, ушедшего на батарею. Командир предложил Володе пока переночевать там, а предварительно выпить чаю.

Юноша спустился на первый этаж дома, где увидел в комнатке кровать, на которой спал какой-то человек в розовой рубашке. Его разбудили. Это был юнкер, высокий, красивый молодой мужчина по фамилии Вланг (его чаще звали Вланга). Он отличался преданностью, но был глуп. Поднявшись, юнкер вышел во двор, а кровать осталась в распоряжении Володи.

XIV

В одиночестве Володя передумал о многом в считанные минуты. Сначала им овладел страх. Затем юноша стал думать о обо всех событиях дня, о раненых, о сестре милосердия, о матери.

Володе представлялось, как медсестра делает ему, умирающему, перевязку, как мать плачет над ним. В конце концов Володя встал с кровати и принялся молиться. Тогда только отступил страх, а душа его возвысилась. Юный офицер просил у Бога твердости и сил, чтобы перенести все назначенные ему испытания. И после заснул спокойно.

В ту ночь одинаковые чувства ужаса, раскаяния и надежды испытывали все, кто был под Севастополем – от генерала до простого измученного и завшивленного солдата. Все хотели покоя и утешения.

XV

Старший Козельцов вошел в блиндаж к полковому командиру. Там было все чисто и даже щегольски устроено.

Почему-то оробев, Козельцов выслушал приветствие полковника, отрапортовал согласно положенной форме на его приказ принять свою прежнюю роту и вышел. Ему было неприятно, что этот командир, прежде равный товарищ по службе, теперь общается холодновато и отстраненно, точно с низшим по положению.

XVI

Первым решением Козельцова было пройти к солдатам своей девятой роты. Офицер видел знакомые места, узнавал траншеи, пушки, даже осколки бомб, и в душе его рождалось приятное чувство: Козельцов вернулся к своим, скоро увидит младших и старших товарищей по службе.

Зайдя в длинный блиндаж, Козельцов обнаружил, что в нем полно солдат. Один из них держал сальную свечу, другой по слогам читал Библию, остальные слушали, затаив дыхание. Речь шла о страхе смерти, который есть «врожденное чувствие человеку».

Козельцов поздоровался. Его узнали, начали приветствовать. Солдаты искренне обрадовались: видно было, что они любили своего командира. Ободрив их, Козельцов прошел дальше, к офицерам.

XVII

В большой офицерской комнате сидели и лежали представители командного состава. Кто спал, кто болтал, кто играл в карты и пил портер.

Козельцову здесь тоже были очень рады. После расспросов его усадили за карты. И вот уже Михаил, давший себе зарок ни за что не трогать зашитые за обшлаг деньги, самозабвенно проигрывал их.

В какой-то момент между двумя офицерами вспыхнула ссора: один обвинил другого в том, что тот ставит под сомнение его честное слово. Игра шла уже не на чистые, и офицер этот обещал прислать деньги завтра, но ему выказали некоторое недоверие.

Однако чем закончилась ссора, осталось неизвестно. Рассказчик с грустью говорит о том, что завтра многие из этих людей со светлой улыбкой бесстрашно пойдут умирать за родину. Теперь же они словно забылись и предаются низменному занятию, как будто не желая думать о царящих вокруг ужасах и близости смерти.

XVIII

На следующий день бомбардировки француза продолжались. Володя находился в кругу батарейных офицеров, с которыми быстро познакомился. Они расспрашивали юного прапорщика об учебе, артиллерии, о новых изобретениях (Козельцов-младший привез им новые знания, так как был только что выпущен из корпуса), рассказывали о боях и своем быте. Спорили.

Явился с дежурства штабс-капитан Краут. Он заказал водки и поставил чайник. Краут ласково обратился к Володе с вопросом, каково было ночевать на его кровати, потрепал по коленке Дяденко, узнал, как продвигается поданное этим офицером представление о награждении, поговорил с командиром – словом, для каждого нашел доброе слово. А потом, отправив юнкера Вланга за трубкой, начал рассказывать, что делается на передовой, какие орудия удалось починить (он дежурил на работах), какие есть потери.

XIX

Краут спросил Володю, есть ли у него лошадь, на что новоиспеченный прапорщик ответил, мол, подъемных пока не давали, поэтому ничем не владеет. Тогда штабс-капитан посоветовал, где и как можно коня раздобыть бесплатно, у батарейного командира.

Между офицерами незаметно завязался разговор о том, что батарейный командир обычно имеет кое-какие денежки, не всегда нажитые честным трудом. Володя покраснел. Он смущенно сообщил, что считает нечестным брать себе любые казенные деньги, даже если они остаются.

Тогда Краут принялся объяснять неопытному юноше, как непросто все устроено. Ведь командиру приходится тратить деньги на многое, что как бы не предусмотрено, но непременно должно быть сделано: на подковы для лошадей, на приобретение новых воротничков солдатам, на стол для офицеров, на лекарства… Да и самому следует одеваться и выглядеть прилично положению. Кто-то добавил: человеку, долго прослужившему, надо и для себя что-то накопить под старость лет.

В конце концов Володю убедили в том, что он еще многого не знает. В это время пришел денщик от полковника, приглашая всех на обед.

XX

Батерейный командир устроил неплохой по местным понятиям обед: щи с жирным куском говядины, зразы и даже по стопке водки (Володе водки не налили, потому что командир с улыбкой сказал: «Прапорщики водку не пьют»).

Скромные жестяные и деревянные ложки, графин с отбитым горлышком и всего два стакана – такова была обстановка. Но разговор держался очень оживленный. Обсуждали Инкерманское сражение, в котором многие участвовали, каждый высказывал свое мнение. Когда говорил командир, прочие замолкали: чувствовалось, что его здесь искренне уважали.

В какой-то миг недалеко разорвалась бомба, и Вланга отправили смотреть, где это произошло.

Во время обеда писарь внес бумаги, из которых одна оказалась «весьма важная». Этот документ командир немедленно распечатал и с досадой воскликнул: «Опять!». Оказалось, что нужен офицер с людьми на мортирную батарею.

У командира и так офицеров недоставало. Бросили жребий, кому идти. Выпало Володе (причем он тихонько подтасовал билетики, чтобы вытащить именно тот, который определял назначение на вылазку). Командир с явной неохотой отпустил необстрелянного юношу на опасное предприятие, дав ему в помощники Вланга.

XXI

Володе помогли собраться, командир посоветовал ему выписать важные для работы места из «Руководства» по стрельбе из мортир. Вланг приготовил нужные вещи.

К семи часам вечера Володя вышел к своим солдатам – их было 20 человек. Звучно и весело крикнул им: «Здорово, ребята!». Юный офицер, его уверенность, его серебристый свежий голосок понравились солдатам. Они охотно двинулись вслед за молоденьким своим командиром навстречу опасности. Пули свистели, ядра падали.

Сердце Володи бурно колотилось, но он шел прямо и с удовольствием почувствовал, как страх начинает отступать. А вот Вланг, казавшийся дома храбрым, теперь постоянно пригибался, дрожал и пребывал в состоянии ужаса.

Вот и Малахов курган. Добрались до нужных мортир. Володя представлял себе все совершенно не так, как получилось на самом деле. Не было ни четкости, ни слаженности, как учили в корпусе. С трудом ему удалось добиться рабочих, нужных для починки орудий, и зарядов необходимого веса. Повсюду падали осколки ядер, кричали раненые и валились убитые.

Но в конце концов он выполнил задачу, починил мортиры и устроился с солдатами на ночь в большом блиндаже, вырытом прямо в земле. Страха Володя больше не испытывал: он понимал, что занят нужным делом.

XXII

Через несколько минут солдаты осмелели (они поначалу робели в присутствии офицера) и разговорились. Стали слышны шутки, беззлобные поддразнивания. Одни играли в карты, другие курили папироски.

Зашла речь о Мельникове, который, как сказали, ничего не боится. Володя полюбопытствовал, какой он, это Мельников. Солдата подозвали. Это оказался толстый голубоглазый краснолицый мужик. Спокойно почесываясь, он ответил на вопрос Володи, боится ли бомб: «Чего бояться бомбов-то! Меня из бомбы не убьют, я знаю».

Солдаты согрели чаю, напоили офицера, между ними завязался легкий, простой разговор. Володя не важничал, и это очень нравилось солдатам.

Потом он захотел выйти наружу и, несмотря на уговоры, выбрался из блиндажа. Снаружи все так же падали ядра. Кого ранило, кого убило. Что-то перетаскивали солдаты, занятые своим делом.

Володя долго оставался на воздухе вместе со спокойным невозмутимым Мельниковым, слушал, смотрел, запоминал, и уже мог сказать, откуда какие стреляют орудия, сколько их, и куда падают снаряды.

XXIII

Утром на следующий день Володя вышел из блиндажа свежим и выспавшимся. Солдаты, несмотря на постоянные бомбардировки со стороны противника, выбрались из блиндажа вслед за своим юным командиром. Некоторые залезли на бруствер. Они уже не обращали особого внимания на свист бомб.

Только Вланг под общий хохот опрометью кинулся обратно в блиндаж и оставался там вместе с еще несколькими солдатами.

Один из солдат ловко вырезал ножом крест из расплющенной пули и отдал его Мельникову – за храброе поведение.

Солдаты переговаривались между собой: все были уверены, что, как «выйдет замиренье», всех тотчас отправят со службы домой досрочно – в счет боевых заслуг. Но еще до наступления вечера двоих уже убило – они получили, как грустно шутили в воинских рядах, «выпуск вчистую», а пятерых ранило.

Оставшиеся занимались делом, продолжая все так же перешучиваться. Страх покинул служивых. Они работали – ремонтировали мортиры. Потом Володя, получив приказ начальства, повел своих людей «на дело».

На батарее он командовал стрельбой из пушек, крича своим: «Первое, второе!» и радуясь собственному бесстрашию.

Солдаты перенимали его сумасшедше-веселое настроение. Только Вланг не мог преодолеть страх.

К 12 часам начался штурм Малахова кургана, а также нескольких бастионов.

XXIV

Между Инкерманом и Северным укреплением два офицера стояли, глядя на Севастополь. Их взгляду представилось зрелище прекрасного Севастополя, с его белым зданием библиотеки, хорошенькой церковью, красивыми арками, зеленым бульваром. Трудно было бы заподозрить, что там идут военные действия, если бы не то и дело зарождающиеся повсеместно клубы белого дыма и звуки взрывов.

Офицеры переговаривались между собой: оба заметили, что выстрелы с российской стороны звучат все реже, что наши почти не отвечают французам. И вдруг звуки стрельбы слились в неумолкающий грохот. Темные колонны двигались от французских заграждений к нашим бастионам. Это был штурм!

Вскоре над Малаховым курганом взвилось французское знамя.

XXV

Козельцов-старший под утро еще спал тяжелым крепким сном, когда его разбудили крики: «Штурм! Тревога!».

Вскочив, Михаил бросился к своей роте. Мысль, что его могут принять за труса, была нестерпима для этого смелого, самолюбивого офицера.

Он увидел свою роту. Солдаты стояли, прижавшись к стенке. Они были испуганы и уверены, что все пропало. Но Козельцов сердито крикнул: «Вздор!» и кинулся наперерез французам, выхватив свою маленькую саблю.

Солдаты, подбодренные криком командира, побежали за ним. В Козельцова ударились две пули, но в пылу атаки он не успел понять, куда и как попали пули. Зато офицер видел: нападавшие обратились в бегство, неслись, спасаясь, к своим траншеям.

Козельцова стали обгонять свои. В какой-то момент Михаил почувствовал боль в груди и присел на бруствер. Козельцову было видно в амбразуру, как бежит неприятель, и, несмотря на рану, он чувствовал, как душа заполняется радостью.

Через полчаса Козельцова отнесли на носилках к перевязочному пункту. Доктор, осмотрев рану, никак не ободрил Козельцова и подозвал священника. Тот подал раненому крест. Михаил понял: рана его смертельна. Однако почти не испытывал боли и ужаса.

Только спросил священника, кто победил. Не желая расстраивать умирающего, служитель церкви ответил, что враг всюду разбит. Козельцов ощутил прилив счастья, понимая, что повел себя геройски и помог своим не отдать Севастополь. Мысль о брате мелькнула в его голове. Михаил пожелал Володе такой же судьбы.

XXVI

Участь меньшего из братьев оказалась иной. Услышав крики: «Французы идут!», Володя побежал на батарею, сопровождаемый верным Влангом.

Добежав, скомандовал своим: «Стрелять картечью!». Но солдаты уже и сами понимали, что делать. Володя подавал команды, которые тотчас исполнялись. Тут прозвучало: «Обходят!». Оглянувшись, Володя понял: французы подошли и с тыла. Они уже лезли на бруствер, уже захватывали орудие.

Кроме самого Володи и обезумевшего от страха Вланга, никого живых не было. Рядом лежал убитый пулей Мельников.

Вланг решился, движимый храбростью отчаяния. Схватив хандшпуг (рычаг для поднятия грузов), он пошел на врага. При этом Вланг кричал Володе: «За мной! Владимир Семенович, за мной!».

Опешившие от такого внезапного отпора французы замерли ненадолго. Вланг сумел добраться до нашей траншеи, куда и спрятался. Но где был Володя? Выглянув, Вланг увидел: Козельцов-младший убит. Место, где он упал, было уже занято французами.

XXVII

Вланг нашел свою батарею. Из 20 ушедших с Володей солдат осталось 8.

Вечером остатки батареи морем переправлялись на Северную. Вланг, не евший целый день, вынул из кармана кусок хлеба, впился в него зубами. Но, начав есть, он вспомнил Володю и заплакал. Солдаты тихо переговаривались, убежденно говоря друг другу, что это еще не конец, и мы непременно вернем Севастополь и еще покажем французам.

Севастопольское войско уходило на Северную. Оно получило приказ оставить рубежи. Город оставался врагу.

На выезде из города образовалась толпа. Несли и вели раненых, ехали телеги, везли орудия, ехал конный генерал, старавшийся все устроить и распоряжавшийся ходом отступления. У всех, от последнего матроса, топящего по непонятному для него приказу начальства мортиру в море, до важного генерала, обремененного множеством забот, было странное чувство.

С одной стороны, каждый желал побыстрее выбраться из этого места и радовался, что удалось выжить, с другой – каждому было нестерпимо жаль оставить, отдать Севастополь, где полегло столько народа. Раскаяние, стыд и злоба мучали каждого: все защитники Севастополя мысленно клялись отомстить врагу.

История создания произведения

Лев Николаевич Толстой писал «Севастопольские рассказы» по «горячим следам»: он сам служил в действующей армии и был участником обороны Севастополя, куда его перевели с Кавказа в 1855 году.

Лев Николаевич был участником описываемых событий. Довелось ему воевать и на том самом, страшном для всех четвертом бастионе, где полегло огромное количество солдат и офицеров.

Толстой описал не ту, «парадную», войну, которая связывается во сознании многих с красивыми героическими поступками, а ту, где есть боль, страх, кровь, грязь и пот, где смерть не прекрасна, а мучительна, где смешиваются в странный коктейль трусость и беззаветная храбрость – словом, настоящую, не книжную войну.

Писатель ненавидел войну и не видел в ней ничего возвышенно-одухотворенного (хотя и описывал с искренним почтением и уважением подвиги офицеров и простых солдат). Он имел собственное суждение о войне как о чем-то ужасном и совершенно противоестественном. Толстой имел полное право высказывать свое мнение: он сам прошел через все ужасы войны и знал выбранную тему не понаслышке. Личный опыт был его учителем и суровым экзаменатором.