Кратко «Архипелаг ГУЛАГ» А. И. Солженицын

Очень краткий пересказ романа «Архипелаг ГУЛАГ»

С приходом к власти большевиков в новом советском государстве наряду с неоднозначным воплощением идей социальной справедливости воцарились произвол, страх и насилие. Причем, репрессиям подвергались не только истинные враги режима, но и те, кто был предан идеалам революции. В СССР появилась сеть лагерей, где в скотских условиях содержались и уголовники, и политзаключенные, причем последнее оказывались в гораздо более незавидном положении. Арестовывать неугодных начали с 1917-го, продолжили в двадцатых, тридцатых, во время Великой отечественной и даже в послевоенное время. «Архипелаг ГУЛАГ» не исчез и после разоблачения культа Сталина, и ареста Берии. Тому, как советское государство изводило массу собственных граждан, оказавшихся впоследствии в лагерях, и посвящено это произведение. Автор в подробностях описал быт политических заключенных, их проблемы, адскую работу и существование, привел в пример биографии отдельных персонажей.

Главные герои и их характеристика

• Александр Солженицын – автор произведения, рассказчик, непосредственно вовлеченный в описываемые им события, лагерный заключенный.

Второстепенные герои и их характеристика

• «Голубые канты» – общее название работников МГБ (Министерство государственной безопасности), которое они получили по цвету своей формы.
• Ленин – вождь мирового пролетариата, глава молодого Советского государства, основатель ГУЛАГа.
• Арестанты – в основе своей и согласно выводам автора, невиновные люди, попавшие под каток сталинских репрессий.
• Сталин – «отец народов», руководитель СССР, развязавший в стране небывалый по жестокости террор против собственного народа.
• Хрущев – глава страны Советов, преемник Сталина, развенчавший культ его личности, но не подвергший существенной корректировке действия репрессивного аппарата.

Краткое содержание романа «Архипелаг ГУЛАГ» подробно по частям и главам

Введение

«Архипелаг» – примечательная структура. Ее сеть распространилась по всей стране, хотя законопослушные («нетронутые») граждане о ней знали смутно. Автор на собственном примере испытал все «прелести» ГУЛАГа, и написать об этом книгу стало для него делом чести. В данном произведении впервые в истории нашего государства описаны нравы, царившие в советских концлагерях.

Часть первая. Тюремная промышленность

Глава 1. Арест

Попаданию в лагерь предшествовал арест. И у каждого арестованного неизменно возникал вопрос: за что? – вне зависимости от того, чувствовал ли он за собой вину или нет. Большинство были уверены: в ошибке обязательно разберутся!

Обычно НКВД действовал по ночам, заставая людей врасплох, когда те были максимально беспомощными и беззащитными, не понимали, что происходит. И всякий арест неизменно сопровождался унизительной процедурой обыска, когда шарили везде где только можно, в том числе в унитазах и в собачьих будках.

Взять человека могли не только дома, но и снять с операционного стола, завернуть с посадки на самолет, скрутить в гастрономе в отделе заказов, привезти с любовного свидания прямо на Лубянку. Люди, схваченные по политическим мотивам, не роптали. И так создавался миф, что от НКВД убежать невозможно.

В этом существовании чувствовалась какая-то обреченность… Сотрудникам если не хватало арестантов для выполнения некоего плана, то без зазрения совести хватали кого придется. Если подозреваемый в шпионаже или ином преступлении все-таки успевал скрыться, то могли забрать кого-нибудь из его родственников.

При этом каждый надеялся: а может обойдется, меня не тронут? Вопреки этому у иных советских граждан невольно складывалось убеждение, что каждый честный человек должен посидеть в тюрьме. Больше всего народ утомляло постоянное ожидание ареста.

Под раздачу попадали все: партийные и беспартийные, священники и атеисты, зрелые люди и студенты, гражданские и военные. В конце Великой Отечественной войны арестовали и капитана Солженицына, захватив чемодан улик – с рукописями и дневниками.

Арестованный постарался молчать, не возмущаться и не сотрясать понапрасну воздух. Оказалось, что причиной ареста стали неосторожные высказывания капитана при переписке с приятелем.

Глава 2. История нашей канализации

Репрессии начались задолго до пресловутого 37-го, просто в конце тридцатых годов поток «тюремной канализации» распирал трубу больше всего. Сразу после революции, в 17-м, большевики принялись притеснять конкурентов по политической борьбе. Не только монархистов или кадетов (что логично) с привлечением к ответственности по 58 статье за контрреволюцию, но и сочувствующих народной власти инопартийцев – анархистов, эсеров, меньшевиков.

Произвол творился по отношению к зажиточному крестьянству, священнослужителям, интеллигенции, рабочему классу, представителям тех или иных народов – и все ради всеобщего устрашения! Что касается деревни, то ее просто беззастенчиво грабили, изымая хлеб чуть ли не подчистую.

Восстания не замедлили себя ждать: в двадцатых годах вспыхнул мятеж на Тамбовщине, взбунтовались моряки в Кронштадте. Все они были безжалостно подавлены, репрессии против инакомыслящих развернулись сильнее. Операция продолжалась многие годы.

Если человек «не вышел» происхождением, то вопрос неминуемости ареста даже не стоял. Измена и шпионаж действующей власти мерещились везде. Особенно доставалось дворянам – им по инерции не доверяли. Все хозяйственные неудачи объяснялись исключительно вредительством.

С конца двадцатых общество всколыхнулось от громких процессов над врагами народа: Шахтинское дело, процесс Промпартии, в начале тридцатых – дело «стригущих колоски». В войну преследовали за измену Родине, за попадание в плен. После войны сфабриковали памятное «дело врачей». Органы никогда не ели свой хлеб зря.

Глава 3. Следствие

Если бы герои чеховских пьес знали, каким изощренным пыткам подвергались подследственные в советских застенках, то, вероятно, к ее финалу все персонажи сходили бы с ума.

Едва ли революционеры, боровшиеся за светлое будущее, могли бы порадоваться, предвидя, к чему приведут их старания, и как власть будет распоряжаться людскими судьбами. Чем тогда методы хладнокровных чекистов отличались от издевательств инквизиции или жестокости помещиков при крепостном праве?

Да, граждане молодой Страны Советов не были юридически подкованы. Сколько ложных заговоров было якобы раскрыто, основываясь лишь на элементарных доносах! Дознание исчезало из работы органов как явление. Признаний добивались через допросы и пытки.

Следователи использовали в работе грубую брань, психологическое давление, унижение, запугивание, избиение, мучения жаждой, бессонницей, голодом, холодом – всеми способами ломали волю человека. Ну а после допроса – переполненная людьми общая камера.

Подследственных бьют с удовольствием, даже лично министр госбезопасности Абакумов не гнушался этим заниматься. Как несчастной жертве выдержать этот ад? Интересно, что царские сатрапы до подобных зверств не доходили.

Глава 4. Голубые канты

Среди работников министерства госбезопасности попадалось немало садистов, не зря их неоднократно сравнивали с гестаповцами, а по степени жестокости не всегда в пользу последних. По цвету формы сотрудников МГБ прозвали «голубые канты».

Так вот для них главным были не разбирательства дел и нахождение истины, а цифры – количество задержанных, что обеспечивало безбедное и сытое, а главное, спокойное существование.

Да и к тому же чувство власти над людьми и безнаказанности приводили к тому, что у следователей ломались все внутренние барьеры: захочешь уничтожить подследственного – кто ж тебе помешает, пожелаешь чужую жену – бери не раздумывая, мужа посадить труда не составляет.

Впрочем, любое злодейство всегда оправдывалось идеологией, и в случае с большевиками тоже. Кто из красных палачей понес заслуженное наказание? Человек тридцать, не больше.

В Германии, например, нацистов осуждали десятками тысяч, а у нас – «зачем бередить старые раны»! Единственное но: сами сотрудники госбезопасности также попадали под жернова репрессий.

Глава 5. Первая камера — первая любовь

У каждого побывавшего в тюрьме есть своя первая камера. И она запоминалась на всю жизнь, как первая любовь, хотя потом разных камер могло быть множество. При этом одиночная камера – это жестокое наказание для арестованного. В ее сильно ограниченном пространстве остаешься наедине с самим собой и своими мыслями.

А общей есть радость общения, арестанты невольно становятся семьей. Именно сокамерники приводят новичка в чувство, поддерживают, делятся пайком. Особенно общая камера желанна после узкого неудобного карцера. И эта общая камера оказывалась желанней, чем выход на волю.

Была она и у бывшего капитана Солженицына. Его содержали на Лубянке, в камере 67. Во время отсидки он по природному наитию безошибочно определял так называемого сокамерника-«наседку» – доносчика, подсаживаемого специально для получения нужной информации для следователей.

Солженицыну всегда удавалось уходить от опасных знакомых. Отрадно, что узникам не запрещалось читать книги, играть в шахматы, выходить на прогулки. После утреннего подъема, досмотров и допросов заключенных оставляли в покое. Сон служил защитой от голода, а ночь позволяла подготовиться к новому дню.

Глава 6. Та весна

С окончанием войны поток арестованных не уменьшился вопреки надеждам и ожиданиям. Его пополняли бывшие пленные, возвращавшиеся с чужбины на родину и попавшие под подозрение в шпионаже. Сталинская паранойя в те годы обрела невиданный размах. Невинных людей определяли в изменники.

А на деле сама Родина трижды изменяла им: сначала предала на полях сражений, позволив угодить в плен, потом тем, что не пыталась вызволить из неволи, и, наконец, что заманив домой, отправила снова в лагеря. Почему же в той же Англии изменником признали одного единственного коммерсанта, а в стране Советов – неисчислимое количество народа?

Может, в существующем строе было что-то неправильно? Например, во время правления царя Алексея Михайловича за «полонное терпение» присваивали дворянство… Каждый побег из плена приравнивался к подвигу. А тут ребята из СМЕРШа интересуются: с каким заданием прислали, признавайся! Страну охватила шпиономания.

Некоторые, такие как генерал Власов, предпочли из плена не возвращаться, а перейти на сторону врага, и одним этим решением пригвоздили себя к позорному столбу истории. К тому же Гитлер не собирался делать ставку на русскую освободительную армию – перебежчикам он не доверял, предпочитая использовать их на самых неблагодарных участках работы. Впоследствии что власовцев, что попавших в немецкий плен против своей воли, ждала одинаковая участь – плен советский.

Глава 7. В машинном отделении

Приговоры выносило особое совещание при НКВД. Из-за множества дел решения по ним принимались штампованными, несправедливыми, при этом сроки назначались абы как, по понятиям, не поддающимся логике.

И реакция обвиняемых на присуждаемые сроки была разной: одни горевали о том, что им дали 5 лет, другие радовались 15 годам, когда грозил срок в 25! И обжаловать решение не представлялось возможным. Иные заключенные даже не знали, на какой срок их отправляли к местам лишения свободы.

Солженицыну следователь тоже не смог внятно объяснить, за что тому назначено 8 лет отбывания в исправительно-трудовом лагере, ответ был формальным – за антисоветскую пропаганду. Хотя в сложившейся ситуации советские правовые каратели не были первооткрывателями, на Руси власть задолго до этого примерно так же изощренно расправлялась с бунтовщиками.

Глава 8. Закон-ребенок

Еще в гражданскую развернулись трибуналы, когда не требовалось устраивать расследования, доказывать виновность или невиновность обвиняемых – все согласно условиям военного времени. Дезертиров, контрреволюционеров расстреливали без суда и следствия. Процветала практика «внесудебной расправы».

У молодой Советской власти не было времени на судебную волокиту, на рассмотрение апелляций, действовать приходилось быстро и безжалостно. Большевики бравировали тем, что в вынесении приговоров руководствовались не законами (каковых толком не знали и каковых в принципе еще не было), а революционной совестью!

В интересах революции и построения нового общества стукачество не только не осуждалось, но оправдывалось и поощрялось. Особо от чекистов и их последователей доставалось представителям интеллигенции, ведь нелюбовь к этой прослойке общества исходила еще от вождя мирового пролетариата.

При царе она была свободолюбивая, несгибаемая и непримиримая, а Советами удалось ее согнуть, и довольно легко.

Глава 9. Закон мужает

В двадцатых за разруху в стране ответили инженеры – старорежимные «спецы», не успевшие или не захотевшие покинуть отечество. Ну не власть же виновата в этих бедах! Однако осознавая необходимость в этих людях, приговоры им выносились мягкие.

Подозрительным техническим работникам разрешили трудиться, но под присмотром сексотов, чтобы не появлялось соблазнов для диверсий и вредительства. И тем не менее, саботаж мерещился везде и всюду.

Доставалось всем хоть в чем-то противоречащим народной власти: и эсерам – пособникам Антанты, и священнослужителям, вводящим доверчивый народ в заблуждение проповедями. Ну за голод в стране и на Поволжье в частности по полной программе отвечали кулаки-мироеды.

Тогда помочь голодающим власть решила посредством конфискации церковного имущества. Протесты церковников Советы обернули себе на пользу: появился повод расправиться с неугодными для нового государства отжившими элементами. Тогда-то и появился термин «враг народа». И это было только началом кровавого террора.

Глава 10. Закон созрел

Правосудие по-советски началось с «корабля философов», а продолжилось Архипелагом, ведь нужно было «рационально» использовать «расстрельный материал», а не разбазаривать его по заграницам. К тридцатым годам большая часть отечественных гуманистов была или выслана, или уже арестована.

Счет арестантов пошел на сотни тысяч. К тому моменту, когда «закон созрел», пошли и громкие дела: Шахтинское дело, процесс «Промпартии», процесс Союзного Бюро меньшевиков. Основное обвинение – вредительство.

Под раздачу стали попадать видные революционные деятели, которых не собирался щадить «усатый Режиссер» – Сталин. Среди прочих пострадал «любимец партии» Николай Бухарин. Его арестовали по надуманному обвинению в 37-м, а в 38-м расстреляли. В те годы Сталин принял решение отказаться от открытых процессов.

Глава 11. К высшей мере

Найти какую-то логику и закономерность применения казни в разные эпохи довольно сложно. Одни правители казнили подданных регулярно, другие умудрялись обходиться без казней. В любом случае такого рода расправа над преступниками применялась при «несправедливом строе» не так уж и часто.

Советская власть в этом отношении превзошла царизм по всем статьям, в нашей стране в период построения социализма попавших в сети правосудия умерщвляли с особым пристрастием.

На заре становления социалистического государства даже предлагалось утвердить отмену смертной казни навечно, но утопистов быстро оборвал лично товарищ Ленин – уж он-то знал, что без расстрелов нового общества не построишь…

Нет, попытки смилостивиться над заключенными были, но все они постепенно утратили свою привлекательность и были благополучно отодвинуты в сторону – до лучших времен! Смертники ждали расстрела в душных камерах годами, некоторые и не доживали до исполнения приговора.

До войны было уничтожено около пятисот тысяч арестантов. В первые послевоенные годы казнь заменили на 25 лет лагерей, но в пятидесятых вернули – для шпионов, изменников, диверсантов.

Глава 12. Тюрзак

После революции в обиходе появились специальные терминологические понятия: «тюрзак» – «тюремное заключение» и «ТОН» – тюрьмы особого назначения. Первая такая тюрьма была обустроена в бывшем Соловецком монастыре. Впоследствии начальником образовавшегося Соловецкого лагеря назначили товарища Эйхманса.

ТОНы просуществовали долго, они еще и в пятидесятых понадобились, когда в них размещали больных заключенных и рьяных бунтарей, нуждавшихся в моральном излечении. Кстати, те, кто после отсидки в обычной душегубке побывал в этих особых тюрьмах, признавали, что условия в последних были на порядок лучше, по сравнению с вонючими казематами – практически санаторными.

И отсутствие свежего воздуха, солнца и нормального питания мало кого из арестантов смущало…

Часть вторая. Вечное движение

Глава 1. Корабли Архипелага

Пространство Архипелага поистине огромно – от Берингова пролива и почти до Босфорского. Только в одном Подмосковье насчитывалось до трех десятков лагерей. До дальних мест заключения людей отправляли по воде. Каюты заграждали решетками, превращая их в зверинец, и забивали «зверями» под завязку.

Заключенных кормили и поили плохо. До портов «живой груз» переправляли железнодорожным транспортом, и в поездах, вагонах-заках условия содержания зэка были аналогичны корабельным. Ко всем проблемам бытового плана прибавлялась еще одна – гориллообразные уголовники, граждане бывалые и бесцеремонные.

Они не были товарищами по несчастью с политическими, а потому без зазрения совести (если она у них вообще была) грабили соседей по камерам и издевались над ними. Блатные чувствовали себя вольготно даже в неволе, потому что их не пытали на допросах, и они находили подход к конвою.

Позднее в ход пошел другой вид тюремного автотранспорта – автозаки или, как их называли в народе, «черные вороны». Под видом хлебовозок перевозили заключенных с места на место, причем мужчин и женщин вперемешку, что нередко приводило и к изнасилованиям представительниц слабого пола.

Глава 2. Порты Архипелага

Портовые сооружения использовались как перевалочные базы для этапирования заключенных в Архипелаг. Арестанты месяцами находились в хлипких бараках или вовсе на голой земле в ожидании переправочного судна. Досмотры вертухаями проводились регулярно и при любой погоде.

Людей раздевали догола, стригли наголо, а затем обдавали холодной водой, кормили баландой, как будто приготовленной из силоса, превращали в карикатуру на человечество. Пересылки служили своего рода моделями ГУЛАГа, как бы подготавливая узников к последующим испытаниям.

От жестокого обращения и постоянного голода заключенные гибли пачками. Конкретно для арестованного Солженицына в 1945-м имитацией лагеря стали застенки на Красной Пресне – в свое время чуть ли не центра ГУЛАГа. Именно там один бывалый заключенный и поделился с новичком-арестантом секретами выживания в неволе.

Глава 3. Караваны невольников

Провинившихся эмигрантов и крестьян перевозили до лагерей отдельными эшелонами. Вагоны подготавливали только с одной целью – не допустить побега заключенных. В зимнее время плохо отделанные вагоны без помех продувались холодными ветрами, а потому арестанты умирали в большем количестве, даже не попадая на каторгу.

В редких случаях эшелоны заменяли баржами или пешим походом. Во время плавания людей изнуряли темными трюмами, а на этапах – многокилометровыми дорогами без остановок на отдых. Кормили скудно, даже посуды на всех не хватало – обделенные ждали своей очереди.

И только блатные пользовались определенными привилегиями. Те и ограбить политических были не прочь, например, выбить у несчастного золотые зубы и договориться с конвоем о поблажках.

Глава 4. С острова на остров

Солженицына целых три раза сопровождал так называемый спецконвой. И это было своего рода везением – все-таки при этом виде перевозки люди не теснились и чувствовали себя более или менее нормально. Спецконвоем обычно переправляли высоких персон: бывших чиновников, ученых, представителей интеллигенции.

Солженицын схитрил и шутки ради написал в анкете, что он физик-ядерщик. Достоверность сведений никто проверять не стал. И таким образом Солженицын попал в партию «особых заключенных», узнал, что такое «шарашка» – место, где подневольно трудились на благо отечества разного рода специалисты: химики, физики, математики, инженеры-конструкторы.

Два месяца автору удалось насладиться относительным покоем и окунуться в атмосферу «лагерного санатория», с более сытным питанием и возможностью подольше поспать.

Часть третья. Истребительно-трудовые

4 — 1

Солженицын придавал большое значение своим записям. Ведь о страшной судьбе зэков должны были узнать читатели и сделать правильные выводы. Всему этому способствовало и его произведение, и «Колымские рассказы» Шаламова.

Глава 1. Персты Авроры

Замысел использовать людей на принудительных работах пришел в голову Владимира Ильича Ленина и со временем успешно воплотился в жизнь. Уже в 1918 году началось формирование Архипелага. Спустя год был издан указ с предписанием привлекать трудоспособных зэков к бесплатной деятельности на благо молодой Советской страны.

Концентрационные лагеря существовали у нас уже в 1921 году. Особенно любили их устраивать в бывших монастырях. В двадцатых годах все лагеря Архипелага объединили и поставили над ними общее начальство. Учреждение несколько раз меняло вывеску, в 1930-м его назвали ГУЛАГом.

Глава 2. Архипелаг возникает из моря

С одной стороны, кажется кощунством обратить белые безгрешные Соловецкие острова в лагерную территорию. Но большевики знали, что делали, создавая вслед за ГУЛАГом СЛОНы – северные лагеря особого назначения. Соловки еще при царе служили местом для ссылки еретиков, бунтарей, людей независимых и вредных для царизма и церкви.

Царских ссыльных были единицы, тогда как коммунисты развернулись широко. Ведь на севере, существуя в кошмарных условиях, расчеловечивать арестантов проще всего, а убежать отсюда сложно (хотя кое-кому удавалось). Задача у палачей состояла не в том, чтобы перевоспитать заблудшего, а чтобы превратить его в скотину.

Потому осужденных содержали в атмосфере физического и морального унижения – в мешках вместо одежды, беспрестанно избивая и издеваясь. Выжившие в аду занимались строительством железных дорог и грунтовых трактов, осваивали Сибирь, в массе своей погибая, не выдерживая морозного сурового климата. Простой советский гражданин не был осведомлен о жизни в концлагерях, а потому и не мог сочувствовать его обитателям.

Государство же внушало населению, что на зоне содержатся опасные преступники и враги социалистического строя. Писатель Горький лично все увидел и многое узнал о СЛОНах, но официально заявил, что заключенные живут здесь и исправляются замечательно.

Глава 3. Архипелаг дает метастазы

Лагерная зона расползалась, расширялась к северу. Заключенных все беззастенчивее использовали на разного рода тяжелых работах, на масштабных строительствах, при прокладке новых каналов. Но их причастность к грандиозным событиям принижалась, а то и вовсе замалчивалась. Это называлось «исправление через труд».

О строительстве Беломорканала протяженностью 230 километров была издана толстенная книга. Еще бы, масса заключенных, голодая и замерзая, справилась с задачей за полтора года! По роковой случайности прославленные этой литературой руководители строительства были изобличены как враги народа, а потому весь тираж книги принялись усиленно уничтожать, а дореволюционных инженеров обвинять в плутоватости.

Сталину нужна была великая стройка, и он ее устроил. Подневольные выполняли задание примитивными инструментами, практически без применения техники, чуть ли не голыми руками, но в сроки, установленные вождем, ценой неимоверных усилий уложились. На этом созидательная работа не остановилась: изрядно поредевшие ряды зэков отправились рыть канал Москва-Волга.

Глава 4. Архипелаг каменеет

Население Архипелага к концу тридцатых серьезно пополнилось, и не только за счет новых заключенных, но и благодаря «спецпереселенцам» – раскулаченным. И хотя репрессированные крестьяне содержались в более худших условиях, их выживало больше – они были физически крепче горожан.

Зато процветали блатные, из них лагерное руководство создало своего рода полицию, которой за выполнение подлых заданий разрешалось чуть ли не все. Перед войной узников из Соловков перебросили под Норильск.

С началом войны заключенных лишили радио, урезали пайки. У тех, у кого сроки закончились, на волю не выпускали – оперуполномоченные «раскрывали» заговоры и накидывали несчастным еще время отсидки. Надзиратели в этот сложный для страны период окончательно озверели.

Глава 5. На чем стоит Архипелаг

В структуре Архипелага отчетливо приглядывались признаки крепостничества. Труд заключенных хоть и был бесплатным, но периодически поощрялся пайками – трудолюбивым зэкам они честно выдавались, а менее усердных морили голодом.

Разница с крепостным правом была существенная: большинство крепостных всегда были сыты, а в случае с «советскими рабами» все обстояло с точностью до наоборот, крестьяне жили в семье, а узников с семействами разлучали.

Со временем и из политических, и из гражданских уголовников сколачивали бригады, а бригадиров выбирали из зэков. Если бригада не управлялась в срок, то ее изощренно наказывали.

Глава 6. Фашистов привезли!

Осужденных по 58 статье зачастую называли «фашистами», что может быть обиднее? Они не подпадали под амнистию, не могли встретиться с родными, у них не было ни матрасов, ни подушек, они лишались даже малейших поблажек. Солженицын не без содрогания вспоминал свое тяжкое пребывание в лагере Новый Иерусалим.

Ему пришлось трудиться сменным мастером в глиняном карьере. И хотя у него был шанс избегнуть своей незавидной участи, он испытывал сплошные неудачи. Одно дело – командовать на фронте, и совсем другое – в лагере. Зэки могут и послать куда подальше, и отказаться работать, и даже избить.

Нужно знать как и уметь их заставить выполнять работу… Добиться своего можно было только если найти подход к реальному лидеру заключенных, специально отданных недотепе в подчинение.

Спасением для Солженицына стало то, что его разжаловали и отправили копать глину. Под разрывами снарядов служивый просил Господа сохранить жизнь, а узник умолял Всевышнего послать смерть…

Глава 7. Туземный быт

Постоянно зэки вкалывали на лесоповале («сухом расстреле»), по 12 часов за смену. Какой там быт у «туземцев»! Редкие банные дни только вредили ослабленным организмам. Одежду стирать уже было некогда, сушить – негде. Во время зимней стужи тюремные обноски примерзали к нарам или к стенкам барака.

Каторжный труд при царском режиме был менее тяжек, чем «исправительные работы» при справедливом советском строе. Кормежка была ужасная, да и ее не хватало, заболевших лечили через пень-колоду (еще чего, с зэком возиться!), умерших просто зарывали в землю, без гробов.

При этом бесконечные осмотры, шмон, допросы, перетасовка составов бригад. Заключенные подрывались на работу рано утром, а заканчивали ее затемно. Нет ничего удивительного, что доходягами раньше других становились интеллигенты, а крепкие крестьяне держались долго, ведь основу их жизни и составлял нелегкий физический труд.

Глава 8. Женщина в лагере

Арестанток в лагерях было в несколько раз меньше, чем мужчин. Несмотря на то, что женщина выносливее представителей сильного пола, в лагерях им было тяжелее. Они страдали от разлуки с семьей, не переносили антисанитарию, неудобную одежду, унижения и принуждения к повиновению.

Свои естественные надобности мужчины удовлетворяли с первобытной непосредственностью. Защитой от мужских притязаний были только явные уродство и старость. Венерические заболевания процветали ярким цветом.

Женщины мужским атакам старались не сопротивляться: во-первых, бесполезно, во-вторых, им тоже женских радостей недоставало, в-третьих, любовь в лагере проявлялась резче, насыщенней, нежели на воле. К тому же беременность давала возможность хоть ненадолго вырваться из ада.

Женщина в Архипелаге превращалась в товар. После разрешения от бремени младенцев отправляли в приюты, а мамочек – обратно на нары. К концу сороковых лагеря разделили на мужские и женские, а к пятидесятым облегчили требования к женскому труду.

Глава 9. Придурки

В разряд «придурков» попадали зэки, которые в неволе устраивались на определенные должности типа мастера цеха, прораба, сапожника, портного, рабочего хоздвора, хлебореза и т.д. Эту «элиту» не эксплуатировали так, как остальных узников, у них были неплохие по тюремным меркам рационы и форменная одежда.

Когда Солженицына перевели в другой лагерь, он приврал о своей специализации, пытаясь пробраться в нормировщики. Но в «элиту» его не приняли, а низвели до уровня маляра.

Глава 10. Вместо политических

В стране Советов не могло быть политзаключенных по определению, ибо какие политические при самом справедливом строе за всю историю человечества! Осужденных по 58 статье называли каэрами (контрреволюционерами), а позже придумали уничижительный термин – враги народа.

Были среди них и проходимцы, попавшиеся по собственному недомыслию (например, использовали газету с фотографией вождей не по назначению), но зачастую в эту категорию зэков попадали истинные революционеры – честные и достойные люди. Они не скрывались от правосудия, надеясь, что «во всем разберутся».

Потом поняв, что никто в их проблеме разбираться не собирается, протестовали, объявляли голодовки. Особо рьяных из их числа быстренько расстреливали, спокойных гнобили до последнего. Боясь потерять рабсилу, начальство как будто бы шло на уступки, но на деле своих обещаний не выполняло.

Глава 11. Благонамеренные

Вполне может возникнуть вопрос: а кто такие политзаключенные, кто подпадает под этот критерий? Как вывела теорию одна из узниц, пережившая пять сроков, «политический заключенный это тот, у кого есть убеждения, отречением от которых он мог бы получить свободу».

В роковом 37 году в лагеря хлынул поток тех, кто всецело поддерживал режим и не мог себе представить, чтобы власть делала что-то неправильно. Этих фанатиков так и называли – «набор 37». Даже угодив в застенки, они не могли поверить, что любимая партия их предала.

Они до конца были уверены в случайности своего ареста, а вот то, что другие заслуженно попадали под каток коммунистического правосудия, у них сомнений не вызывало. Поэтому все остальные зэки таких товарищей сторонились, ведь у тех проявлялась слепая покорность власти и пристрастие к доносительствам.

Глава 12. Стук — стук — стук…

Главными помощниками репрессивного аппарата были сексоты, а по-лагерному – стукачи. Помимо стукачей еще действовали тюремные «наседки». Одни из них доносили из размышлений выгоды, другие – под напором надзирателей. На всех без исключения зэков заводилось досье, их упорно пытались вербовать.

Кто-то соглашался из страха, кто-то отказывался из упрямства (этих меньшинство), судьба у всех вербуемых складывалась по-разному. Солженицын поначалу поддался уговорам, ему придумали псевдоним «Ветров», и он подписал необходимые документы.

Но затем передумал и на сокамерников не доносил, хотя вырваться из лап вербовщиков было невероятно трудно. И на его деле проставили пометку «не вербовать!».

Глава 13. Сдавши шкуру, сдай вторую!

Многие из осужденных прошли через несколько сроков, и повторные сроки добавлялись по надуманным причинам. Особенно подобная практика удержания человека в Архипелаге процветала в пресловутый 37 год.

Накидывали не месяцы, не год-два, а по пять-десять лет. Война с немцами помогла лагерным надзирателям найти повод начать раскрывать несуществующие заговоры и получать за это льготы и награды, в частности, избегать таким образом призыва на фронт, спасая тем самым собственные шкуры.

Глава 14. Менять судьбу!

Попавшие в Архипелаг и не смирившиеся со своей участью мечтали о побеге. И многие осуществляли задуманное. Первое время сбегало до полутора тысяч в день, а по весне и того больше. Побег назывался способом поменять судьбу, иногда элементарно спастись от голодной смерти. Однако вскоре все изменилось.

Даже при малом количестве охраны число беглецов стало неуклонно снижаться. И все потому, что гражданское население власти принялись стимулировать за выдачу бежавшего преступника, и на долю беглеца выпадала угроза получения дополнительных сроков. К тому же узники с трудом представляли, как будут жить и скрываться, очутившись на воле.

Глава 15. ШИзо, БУРы, ЗУРы

Сначала были РУРы – Роты усиленного режима. Затем Архипелаг оброс зонами усиленного режима – ЗУРами и БУРам (бараки усиленного режима).

Во-первых – узников содержали в бараках и на территории, окруженной заборами с колючей проволокой.

Во-вторых – «предоставляли» зэкам наиболее тяжелую работу, а за отказ выполнять ее – натравливали собак. В эти зоны попадали бывшие священники, неудачные беглецы и отказники от доносов.

Еще были изобретены ШИзо – штрафные изоляторы без дневного света. По официальным правилам нарушителей дисциплины, отказников, взбунтовавшихся зэков могли закрывать в них на срок не более, чем на 15 суток, но на деле отсидка могла растягиваться на годы.

Глава 16. Социально-близкие

Так называемых блатных руководство лагерей специально настраивали против политзаключенных, превращая податливых негодяев в двуногих псов-надзирателей. Блатные великолепно подстраивались под существующую систему и выплескивали накопившуюся ярость на несчастных, осужденных по 58 статье, с презрением называя их «фашистами».

У самих же блатных проявлялась показная любовь к матери, отечеству, но трудиться они не любили и на фронт в отличие от политических не рвались. Сталин долго дозволял самоуправство уголовников на зоне, пока в начале пятидесятых годов не отдал приказ об изоляции блатных от политических.

Глава 17. Малолетки

Самое мерзкое, что могло быть в Архипелаге – это то, что сюда доставлялись и малолетние преступники. По закону детей могли осудить с 12-летнего возраста, хотя по 58-й забирали и более юных. В основном юнцов осуждали за кражи продуктов.

Почти половина всех заключенных состояла из людей младше 25 лет. Поначалу в лагере подростки работали по 4 часа, но постепенно их рабочий день удлинялся, пока не достиг уровня 10 часов – как у взрослых, только трудовые нормы выводили уменьшенные. Из малолеток получались настоящие звереныши.

Глава 18. Музы в ГУЛАГе

Даже в ГУЛАГе имелось место для культурно-воспитательной работы. Правда, кого из тюремного контингента она могла бы перевоспитать? Тем не менее некоторые заключенные переводились начальством на полный рабочий день для участия в деятельности лагерного театра.

Чтобы не оставлять лагерника наедине со своими мыслями, иногда включали громкоговорители на каждом столбе и в бараках, выпускали свою газету. Солженицын также занимался творчеством, но с актерством у него не сложилось.

Он с сожалением вспоминал, как унизительно добивался возможности избежать тяжелого физического труда за счет попадания в труппу ансамбля Управления исправительно-трудовых лагерей и колоний.

Глава 19. Зэки как нация. (Этнографический очерк Фан Фаныча)

Зэки – это своего рода класс, даже нация – с особым укладом жизни, языком, привычками, внешним видом. С годами они утрачивают человеческий облик, и это не удивительно: сказывалось постоянное чувство страха, предчувствие опасности, постепенная утрата моральных и физических сил.

Арестанты поневоле становились загнанными лошадьми, термин гомо сапиенс не годился по отношению к ним. Чтобы элементарно выжить, они вынуждены были приспосабливаться к сложившейся действительности. Именно в этой среде родилась заповедь: «не верь, не бойся, не проси». Национальная слабость зэка – жажда справедливости.

Глава 20. Псовая служба

Начальство в ГУЛАГе со временем менялось, но традиции переходили от старого к новому, хозяин носил другую фамилию, суть его деятельности оставалась прежней. Офицеры все как на подбор были скрягами, кровожадными и жестокими чудовищами, к тому же похотливыми и тупыми.

Если какой-либо надзиратель сострадал заключенному, то заметившие это высшие чины отыгрывались на подчиненном по полной программе. Поэтому лагерщику-надсмотрщику по статусу не положено было быть хорошим человеком.

Глава 21. Прилагерный мир

«Зараза» Архипелага распространяла зловоние не только на своей строго очерченной территории, но и проникала за ее пределы. Да по-другому и быть не могло, ведь у каждого лагеря имелся свой поселок по соседству, где проживали семьи военных, а также бывшие зэки и прочие граждане, так или иначе связанные с зоной.

Временно в них проживали и вольнонаемные, приехавшие подзаработать, и родственники осужденных. Поселки нередко расширялись до размеров небольших городов. А некоторые исчезали вместе с лагерем.

Глава 22. Мы строим

А выгоден ли был труд заключенных для государства? И да, и нет. С одной стороны, труд узников никак не оплачивался, но с другой, свою работу невольники выполняли неохотно, старались отлынивать, а то и навредить исподтишка. По большому счету лагери приносили казне убытки.

Средства затрачивались на содержание многочисленной охраны, на постройку пусть и неказистых, но многочисленных бараков, на исправление того, что понастроили, понаделали зэки. И хотя ГУЛАГ себя не окупал, его руководство это не беспокоило – у них-то все было в полном порядке.

Часть четвертая. Душа и колючая проволока

Глава 1. Восхождение

Время в Архипелаге тянется неимоверно долго. А если у тебя срок 10 или 25 лет, то целую вечность. Во все времена считалось, что срок дается преступнику, чтобы он успел понять, за что наказан, смог бы раскаяться в содеянном.

Однако в ГУЛАГе никто угрызений совести не испытывал: блатные кичились биографиями, политические страдали за убеждения, а многие и вовсе попадали на зону по недоразумению или по ложному доносу. Вырваться на волю – главная задача у любого заключенного. Ради этой цели некоторые не гнушались убить другого зэка.

Часть узников не выдерживала свалившихся испытаний и кончала жизнь самоубийством. Остальные смирялись и ждали окончания срока. Интеллигентные заключенные собирались в группы по интересам, читали друг другу книги и делились познаниями.

Солженицын, оглядываясь на лагерный опыт, говорил, удивляя окружающих: «Благословение тебе, тюрьма!», за то, что помог укрепиться в убеждениях и остаться несмотря ни на что человеком. Мертвые могут возразить: хорошо так говорить, когда в живых остался.

Глава 2. Или растление?

Большей части заключенных на зоне было не до политики и не до досужих рассуждений. Простые работяги подсчитывали дни до освобождения, часы до окончания рабочего дня, крошки с обеденного стола. Многие из узников видели врагов в соседях по нарам.

Малолетки отчаянно цеплялись за жизнь, хотя не верили, что в будущем у них все наладится. К тому же большинство заключенных вне зависимости от возраста каждый день стояло у черты между жизнью и смертью. В лагере априори материальное преобладало над духовным.

Глава 3. Замордованная воля

Дух ГУЛАГа проник и в сообщество свободных граждан. В стране не стеснялись доносить ради иллюзии собственной безопасности, благополучия, сохранения жизни. Клеветали на друзей, знакомых и соседей. Эти действия поощрялись властями, доброта и участие становились чем-то ненужным и бесполезным.

Редко кто мог выступить, подать голос против произвола. Тех же немногих мужественных и честных их отвага только губила. Люди старались молчать, лишь бы не трогали, старались не высовываться понапрасну. Сколько их, отрекшихся от жен, мужей, отцов и матерей!

Глава 4. Несколько судеб

На примере нескольких судеб и беспричинных арестов автор показал, насколько беспардонно советские власти ломали жизни своих граждан. Не важно, интеллигент ли ты был или простой чернорабочий.

Одних подвергали аресту за поддержку русской культуры, подразумевая в этом выступление против интернационального режима, поддержку антисоветских принципов. Других хватали просто по факту подозрительной внешности.

Часть пятая. Каторга

Глава 1. Обреченные

Во время Великой Отечественной Сталин вернул в обиход термин «каторга», понятие «каторжные работы» и выражение «виселица». Вождь вообще любил проверенные временем слова. Осужденных пихали в палатки сотнями и отправляли трудиться в шахты. Находясь в жутких условиях, каторжане вымирали.

На место выбывших из строя завозили новых, свежих. Ради оправдания такого жесткого обращения с людьми невольников обвиняли в предательстве, называли врагами и шпионами. Было дело: крестьяне призывали свергнуть Сталина, но боязливые горожане не поддержали сельских жителей. О чем впоследствии пожалели.

После войны политических обустроили в особых лагерях, в которых условия содержания были получше, чем на каторге, но карали за любую провинность строже, нежели в обыкновенном лагере.

Глава 2. Ветерок революции

Середину срока, как писал сам Солженицын, он провел на «золотом островке», где арестанты чувствовали себя более или менее сносно. Сам автор оказался на должности писаря в канцелярии. Основное правило – угодить начальству. Однако что-то мешало узнику удовлетворяться относительной сытостью, теплом и чистотой.

За все эти жизненные радости зэка приходилось унижаться. Вскоре такая благость закончилась, Солженицына отправили в особлаг, до которого нужно было добираться на поезде более трех месяцев. Во время переправки зэков-новичков смешали с бывалыми. Юные арестанты призывали к перевороту.

Оказавшись за заборами Степного лагеря в Казахстане, бунтари поутихли. Именно на зоне автор столкнулся с национализмом, он рассуждал о праве и желании украинцев, прибалтов жить самостоятельно и отдельно от русских.

Глава 3. Цепи, цепи…

В особлагах над заключенными издевались с особой изощренностью, испытывали на прочность холодом, новенькими наручниками с зубчиками, лишали любых связей с вольной жизнью. На жалобы не обращали внимания, слишком назойливых буквально уничтожали.

В Степном лагере узников обезличивали по типу гитлеровских концлагерей, на одежде размещали номера вместо имен и фамилий. Невольников медленно убивали тяжелыми работами, самыми ужасными из которых были рудники – медная пыль забивала легкие за пару месяцев. На лесоповале было не легче.

Солженицыну, в общем-то, повезло, он оказался на работах в каменоломне, пребывание в которой стало раем по сравнению с другими лагерными местами.

Глава 4. Почему терпели?

По ходу всей российской истории у правителей была одна задача – давить народ. Но только при Сталине диктатура обрела впечатляющие формы. Именно вождю принадлежала идея практиковать массовые расстрелы и преследования родственников осужденных, причем иногда очень дальних.

Потомство зэков рассовывали по детским домам, а взрослых сгоняли на принудительные работы. Временами узники взывали к справедливости, устраивали мятежи и голодовки, но толку от этого было мало.

До попадания в Архипелаг многие заключенные были далеки от политики, но ощутив на своей шкуре деспотизм властей, мировоззрение корректировали. Сведения о восстаниях в ГУЛАГе до воли не доходили, но периодически зэки пытались вести борьбу с притеснителями.

Глава 5. Поэзия под плитой, правда под камнем

После 6 лет заключения Солженицын задумал освоить какую-нибудь специальность, подразумевающую ручной труд. Все для того, чтобы работа не отвлекала от творческих задумок – описать жизнь в Архипелаге. Жаль только, что писать и хранить написанное в лагере строго запрещалось.

Поэтому писателю пришлось следовать хитрой методике, придуманной им самим: быстро составлять текст на бумаге, запоминать его и сжигать. Потом все это неоднократно повторялось и контролировалось при помощи спичек. Еще товарищи по камере научили Солженицына мастерить четки из различных материалов, это отвлекало от физических и моральных терзаний.

Кстати, очень многие из узников посвящали себя творческим исканиям: один сочинял стихи, другой – рассказы, третий корпел над научной статьей. Трудно было заподозрить в доходягах, облаченных в рванину, такое количество одаренных личностей.

Глава 6. Убежденный беглец

Среди зэков выделалась целая группа людей, которых можно было назвать «убежденные беглецы». Эти мужики фанатично верили в свою звезду и возможность совершить удачный побег.

Они старательно готовились к нему, перед осуществлением задуманного тщательно, до мельчайших подробностей, изучали географию того места, где пребывали и привычки местного населения. «Убежденные беглецы» прекрасно осознавали, на что шли. Они постоянно консультировались с теми, кому побег не удался, чтобы учесть их ошибки и не повторить чужие оплошности.

Бывалые зэки охотно отзывались на просьбы, ведь это делом чести – помочь другому вырваться наружу, хотя многих неудачников сжирала зависть, что кто-то сможет совершить успешный побег. Обычно решались на этот шаг в одиночку – так надежнее, хотя и страшнее.

Глава 7. Белый котенок. (Рассказ Георгия Тэнно)

Особо на Солженицына произвела история Георгия Тэнно – бывшего морского офицера, осужденного на 25 лет. Через 2 года пребывания на зоне ему и его напарнику удался побег. По пути они находили подходящий транспорт для дальнейшего быстрого передвижения. Много чего приходилось преодолевать.

Однажды беглые наткнулись на лодку с пассажирами, решили убрать свидетелей, но Георгия отвлек белый котенок, выпрыгнувший из трюма. Сердце сурового мужчины смягчилось, и он не пошел на убийство. Беглецов выловили спустя какое-то время.

В «послужном списке» у Тэнно числилось несколько побегов, что, к счастью, не повлияло на увеличение срока. Георгий вышел на свободу через 8 лет, стал журналистом и в немалой степени поспособствовал написанию фундаментального труда об Архипелаге.

Глава 8. Побеги с моралью и побеги с инженерией

Для уменьшения количества побегов в особлагах усилили охрану, но это помогало слабо, все равно люди выискивали любую возможность удрать. Доходило до того, что пойманных беглецов помещали в БУРы, окруженные глубокими рвами и обмотанные рядами «колючки». Но и это не останавливало свободолюбивых зэков. Особо рьяные находили единомышленников, объединялись в группы, продумывали маршруты, изыскивали лазейки.

Глава 9. Сынки с автоматами

Поначалу особлаги охраняли бывшие или действующие военные, но большинство из них скосила война. Взамен выбывших пришла молодежь, которым внушили, что осужденные по 58-й – это фашисты, нечисть.

Сочувствия от них заключенным ждать не приходилось, эти безжалостные мальчики били нещадно и стреляли по «предателям» при каждом удобном случае. И зачастую дело было не в ненависти, а в том, что за «законно» убитого политического охраннику полагалась прибавка к зарплате и премия к концу года.

Умерщвление заключенных переросло в стадию состязания: кто больше? Было дело, что обыкновенный обыск перешел в массовый расстрел – пострадало более двух десятков человек. Попадались сочувствующие и среди конвоиров, но крайне редко – политруки промывали ребятам мозги великолепно!

Глава 10. Когда в зоне пылает земля

Удивляет не то, что заключенные терпели издевательства, а то, что все-таки находились сопротивленцы. Политических сплачивали опытные бывшие военные. Помогало и то, что из особлагов убрали блатных – сразу же исчезло воровство и уменьшилось число доносов.

Стукачей зэки резали поодиночке. Сплоченные политзаключенные действовали решительно, упорно мстили обидчикам, на место умерших товарищей приходили новые и продолжали борьбу несмотря на бетонные стены и пытки. Начальство всерьез опасалось мятежей и старалось все сведения о них стирать из истории. Постепенно воинственных дух мятежников иссяк.

Глава 11. Цепи рвем наощупь

Между охранниками и зэками всегда зияла пропасть, а с годами она только увеличивалась. Бунтовали везде по-разному – где-то с большим количеством человек, где-то – небольшой горсткой. В лагере в Экибастузе, где находился Солженицын, объявили голодовку заключенные, воспитанные на законе «умри ты сегодня, а я завтра!».

Произошло неожиданное переосмысление. Автор поддержал товарищей, но без пищи организм ослаб настолько, что в нем разрослась раковая опухоль. Когда заболевшего заключенного отправили в больницу, один из мятежных бараков сдался.

Вскоре лагерное начальство заключило с арестантами договор: работникам пообещали впредь оплачивать 30 процентов оплаты труда бонами – специальной валютой внутри зоны. «Перемирие» длилось недолго, через какое-то время волнения вновь стали нарастать.

Когда пришла новость о смерти Сталина, у зэков появилась надежда на скорое освобождение. Амнистию объявили, но только для блатных.

Глава 12. Сорок дней Кенгира

После разоблачения Берии все заключенные приободрились, но надзиратели ГУЛАГа не собирались расставаться со своими должностными благами. Лишние восстания заключенных стали им только на руку, подавляя их, охрана доказывала режиму свою необходимость.

Когда в 1954-м часовой подстрелил невиновного в Кенгирском лагере, вспыхнул самый большой мятеж за всю историю ГУЛАГа. Даже блатные невольно прониклись почтением к политическим и поддержали их.

И хотя восстание жестко подавили с помощью танков и артиллерии, оно оставило неизгладимый след в памяти и душах заключенных. К зэкам смягчили отношение, ввели условно-досрочное освобождение.

Часть шестая. Ссылка

Глава 1. Ссылка первых лет свободы

Видимо, ссылку придумали раньше, чем тюрьму, когда из племени изгоняли неугодных. В отечественной истории это понятие имело особое значение. Например, ссылкой заменяли казнь. Но смысл позорного изгнания из общества в этом плане все равно сохранился.

В Советском Союзе к каторге прибавлялась тяжелая работа и постоянное унижение. Для многих зэков высылка в места не столь отдаленные означала отсрочку перед казнью. Зачастую, когда срок подходил к концу, его продляли или направляли на расстрел.

Глава 2. Мужичья чума

Процесс раскулачивания и война унесли свыше 40 миллионов жизней, и это были в основном мужчины. Сталинизм словно чума увеличил число жертв, загоняя всех подряд сельских жителей в колхозы. У зажиточных крестьян изымали имущество, а самих «кулаков» и «подкулачников» (мироедов) отправляли в глухомань на выживание.

По дороге умирали как взрослые, так и дети, особенно в зимнюю пору. Раскидала власть классовых врагов по степям, горам, тайге. На новом месте работящие люди заново обзаводились хозяйством, строили жилища, привыкали к непростым условиям.

Глава 3. Ссылка густеет

Постепенно места для ссылок заполнялись населением, «густели» и увеличивались. В послевоенное время каторга оказалась дополнительным наказанием для освобожденных политзаключенных.

Бывшие зэки находились под пристальным вниманием властей, их регулярно проверяли и вызывали на допросы. За побег начисляли 5 лет лагерей, а впоследствии и вовсе 20. Заключенных насильно женили, чтобы брачные узы держали невольников на месте отбывания срока.

Глава 4. Ссылка народов

Ссылали целыми народами, «преступными нациями», об этом не понаслышке знают чеченцы, прибалтийцы, крымские татары, украинцы, финны, корейцы. Зачистки производились мгновенно: пара дней – и готово!

Сбой мог получится только при смешанных браках, но и это не останавливало от высылки. Ссыльных перегоняли в Сибирь, в Среднюю Азию, за Урал. Там они пребывали в жуткой нищете, работали за копейки в буквальном смысле.

Глава 5. Кончив срок

Разумеется, ссылка доброго слова не стоит, но, странное дело, каждый заключенный мечтал именно о ней. Выход из лагеря приравнивается к свободе, а жизнь в отдалении от ГУЛАГа – просто подарок судьбы. Везение Солженицына заключалось в том, что ему не навязали новых сроков.

После 8 лет пребывания на зоне его перевезли в Казахстан. Интересно, что бывших заключенных этапировали под конвоем, но уже пайками не снабжали. После нескольких дней пути кинули посреди азиатской пустыни.

Первое время Солженицын проживал у ссыльной женщины из Новгорода. В поисках работы он посетил районо, где столкнулся с настороженностью чиновников, когда сказал, откуда прибыл.

Глава 6. Ссыльное благоденствие

Солженицыну удалось освоить несколько профессий. В школе его приняли учителем математики для ребятишек из ссыльных семейств. Бывший заключенный заметил, что дети с малых лет жили под спудом преследования. Жизнь на воле и активная работа вернули бывшему зэку ощущение свободы. В середине пятидесятых партия упразднила ссылку для политзаключенных.

Глава 7. Зэки на воле

С обретением свободы бывший зэк не достигает спокойствия в жизни. Ее омрачает клеймо преступника в паспорте. Вместе с этим, работу предоставляли лишь в поселках рядом с лагерями. В иных случаях не давали покинуть Архипелаг, заставляя наниматься добровольцем на Дальстрой.

Вдобавок ко всему от освобожденных преступников нередко уходили жены, забывали друзья. Тюремное прошлое не отпускало, не давая жить полноценно и нормально. Автору в этом отношении повезло: и работа его радовала, и участие окружающих, и даже страшная болезнь отступила!

Часть седьмая. Сталина нет

Глава 1. Как это теперь через плечо

С кончиной Сталина «железный занавес» будто бы приподнялся. Первое произведение Солженицына было опубликовано, лед тронулся. Хрущев полагал, что, узнав подробности об Архипелаге, народ все поймет правильно, и на прочности режима это никоим образом не отразится.

Бывшие узники, ознакомившись с «Иваном Денисовичем», присылали автору письма, где высказывали мнения о произведении, и не всегда лицеприятные. Главного героя называли «подхалимом», «изворотливым шакалом», «темной личностью».

Охранников оправдывали, мол, они выполняли приказ и ничего не знали. Книгу принялись изымать из печати и уничтожать целыми тиражами. Но все-таки кое-где удалось сохранить. Архипелаг продолжал свое черное дело и при разоблачителе культа личности.

Глава 2. Правители меняются, Архипелаг остается

С середины пятидесятых по Архипелагу прошла волна небольших поблажек для заключенных, воздух стал чище, но предназначение ГУЛАГа не изменилось. Из Конституции убрали статью 58, правда, политзаключенных закрывали по другим, новым положениям.

Так ГУЛАГ переименовали в ГУИТК (Главное управление исправительно-трудовых колоний). Режимы обрели 4 градации: общий, усиленный, строгий и особый. По-прежнему арестантов морили голодом и облачали в полосатые робы. Архипелаг вытравить из системы уже было невозможно.

Солженицын долго пытался повлиять на советское законодательство, чтобы смягчились приговоры осужденным, общался с комиссиями ИТК, руководством МООП. Ответ был везде одинаков: заключенным не будет никакого спуску.

Глава 3. Закон сегодня

Простой народ Советского Союза в большинстве своем если и слышал что-то про страшный ГУЛАГ, то особого значения этим сведениям не придавал. Все надеялись, что уж их-то эти ужасы точно не коснутся. Недовольство граждан проявлялось только тогда, когда они сталкивались с пустыми прилавками в магазинах и страдали от дефицита товаров. Стихийные митинги и народные выступления, как в Новочеркасске, без церемоний разгонялись.

При Хрущеве в Архипелаг попадало меньше людей, сам Никита Сергеевич утверждал, что политических в нашей стране нет, но поток арестантов не прекращался – причин для задержаний находилось предостаточно: от бытовой уголовщины до пропаганды религии. Иногда на кого-то одного навешивали многие нераскрытые преступления. Режим продолжил беспощадно перемалывать людские судьбы.

Послесловие

Солженицын сетовал на то, что эту книгу ему бы не в одиночку писать, а распределить главы по разным авторам, знакомым с темой ГУЛАГа. Получилось бы мощнее и объективнее. Однако все, к кому автор обращался с просьбой оказать содействие, отказывался.

Не захотел пойти в соавторы Варлам Шаламов, не нашлись помощники по редактированию. Александр Солженицын много раз приступал к написанию сочинения и бросал его. Оттого текст кажется немного сумбурным. Работу над рукописью можно было бы продолжить, однако сил уже не осталось.

Еще после

Солженицыну удалось закончить главный труд своей жизни, поделиться написанным с друзьями, отреагировать на критику и внести в текст необходимые поправки. Вот в такой нервной обстановке приходилось завершать труды и доносить материал до читателя.

И еще через десять лет

Окончательной редакции «Архипелаг» подвергся в 1979-м, когда автор уже проживал на Западе. Бывшие каторжане помогли писателю дополнить сочинение и логически завершить его.

Кратко об истории создания произведения

Объемное, фундаментальное и, пожалуй, наиболее известное произведение писателя Солженицына создавалось в течение не одного десятка лет, в период с 1958 по 1968 год, причем тайно, иначе оно бы вообще не появилось на свет.

В Советском Союзе такую дерзкую литературу опубликовать не представлялось возможным в силу неприемлемости критики действующего строя. Поэтому первый том «Архипелага» вышел в свет за рубежом, а именно в Париже. Публикация состоялась в декабре 1973 года.